— Не знаю, как вам это объяснить… Видите ли… Я не могу делать того, чего от меня хотят.
— Чего?
— Не знаю, как и сказать… Мне не работается. Я не могу думать. В моем деле необходима предельная сосредоточенность. Понимаете, у меня работа… в общем… творческая. А здесь я потерял кураж. Я способен только на хорошую рутинную работу, на то, что умеет любой ремесленник от науки. Но меня-то привезли сюда не за тем! Им нужны свежие идеи, а у меня их нет. И чем больше я нервничаю и боюсь, тем меньше у меня шансов выдать что-нибудь стоящее. Я от этого скоро совсем сойду с катушек!
Последнее было видно невооруженным глазом. Хилари вспомнились сентенции доктора Рюбека об ученых и примадоннах.
— Если от меня не будет отдачи, что, вы думаете, они со мной сделают? Ликвидируют — и вся недолга.
— Не может быть!
— Очень даже может. Они миндальничать не станут. Пока что меня спасали пластические операции. Их делают постепенно, одну за другой, и понятно, что оперируемый не в силах сосредоточиться. Но теперь эта лафа кончилась.
— А зачем вам вообще делали эти операции?
— Ради моей же безопасности. Их делают, если человек в розыске.
— А вы, выходит, в розыске?
— Неужели вы не знали? Ну да, вряд ли они объявляли об этом в газетах. Может быть, даже Олив ничего не подозревала. Но я и правда в розыске.
— Вы имеете в виду — за измену, так это называется? Вы хотите сказать, что продали им ядерные секреты?
— Ничего я не продавал, — отвел глаза Беттертон. — Я просто так рассказал им о том, чего мы добились. Поверьте, я сам хотел им все рассказать. Вы что, не понимаете, мы ведь стремились объединить научные достижения!
Это она как раз понимала. Энди Питерс именно так и поступил бы. Эриксен с его фанатичными глазами мечтателя предал бы родину не задумываясь, с прекраснодушным энтузиазмом.
Но вот Тома Беттертона она в этой роли не представляла. Впрочем, это был уже не тот Беттертон, который несколько месяцев назад прибыл сюда со всем пылом неофита[191]. Перед ней был нервный, подавленный, опустившийся человек. Можно сказать, заурядный, да к тому же до смерти напуганный.
Пока она пыталась разобраться во всем этом, Беттертон нервно огляделся по сторонам и сказал:
— Все ушли вниз. Пора и нам…
— Хорошо, — поднялась с парапета Хилари. — Только вы напрасно беспокоитесь. При данных обстоятельствах это всем покажется вполне естественным.
— Нам придется теперь продолжать в том же духе, — смущенно потупился Беттертон. — Я хочу сказать… вам придется и дальше выдавать себя за мою жену.
— Разумеется.
— Нам придется жить в одной комнате, но вы не волнуйтесь, все будет в порядке. Я хочу сказать, вам нечего бояться…