— Совершенно с вами согласен.
— Ну и? — брезгливо осведомился Фергюсон. — На чем вы с ним порешили?
— И он, и инспектор Реглан были ко мне чрезвычайно добры. Надеюсь, вы тоже буде…
— С чего бы это? — оборвал его Фергюсон. — Уму непостижимо! Ребенка заталкивают головой в ведро и топят в самый разгар праздника. Чудовищно! И заметьте: никого это практически не шокирует. Вы хоть знаете, сколько детских трупиков мне пришлось осматривать за последние семь-десять лет? Много! Очень много. А в психушках по-прежнему не хватает мест, и на воле как разгуливали, так до сих пор и разгуливают субъекты, подлежащие полной и немедленной изоляции. Нарядные, обаятельные и с виду абсолютно нормальные… Гуляют и посматривают себе по сторонам, кого бы еще запихнуть мордой в ведро… И, понятно, находят. На вечеринках, правда, они обычно не промышляют. Видно, велика опасность засветиться. Хотя новизна ощущений порой привлекает даже самых осторожных мерзавцев…
— А вы лично никого не подозреваете?
— Щас! Так я вам все и выложил! Мне нужна уверенность. Доказательства.
— Но предположить-то вы можете, — настаивал Пуаро.
— Предположить может любой. Когда меня вызывают к больному, я тоже поначалу только гадаю… на кофейной гуще, м-да, что же эта красная сыпь означает: корь или аллергию, и если последнее, то на устрицы или на пуховую подушку? А вот когда я порасспрошу, что ребенок делал, на чем спал и с какими детьми общался и не ездил ли он в одном автобусе с детишками миссис Смит или миссис Робинсон, у которых поголовно корь, а потом задам еще и другие наводящие вопросы, так вот только когда я все это узнаю, я смогу сделать предварительное заключение о том, чем мой пациент болен. И это, позвольте вам заметить, называется ставить диагноз. И ставят его один раз, и не тогда, когда кому-то захочется выслушать какое-нибудь предположение.
— Вы знали эту девочку?
— Конечно. Она была моей пациенткой. Вообще-то мы тут вдвоем практикуем. Я и Уорралл. Так вот, Рейнольдсов лечу я. Джойс была вполне здоровым ребенком. Если когда и болела, то тем же, чем и другие дети в ее возрасте. Ничего необычного, странного или подозрительного. Разве что слишком любила поесть. И поболтать. Ну да болтовня никому еще особенно не вредила, а вот от переедания у нее случалось, как говаривали в старину, разлитие желчи. Болела свинкой, ветряной оспой…
— И все-таки, похоже, поплатилась она именно за болтовню.
— Ах вот вы куда клоните? До меня дошли кое-какие слухи. На уровне «одна знакомая сказала», только обычно у нас судачат о курьезах, а тут все обернулась трагедией. Выходит, правда? И все-таки я никак не возьму в толк: ну решила девочка повыпендриваться, и что из этого?