Ослепительно красивый, похожий на итальянца со старинной картины, он, на взгляд Бартенева, был излишне слащав, но на такого, конечно, нельзя было не обернуться. Протасов-Бахметьев тут же втесался между Ратиевым и Критским и спросил у красавца, давно ли он из Италии, на что тот ответил, что уже неделю в Петербурге. Ратиев же заметил, что собирается в Рим в январе, на что толстяк завистливо заметил ему, что он счастливчик. Сам Протасов-Бахметьев никого на танец не пригласил, мотивируя это тем, что в чужих краях разъелся и стал слишком неуклюж.
В итоге девицы Черевины и Любомирские оказались приглашёнными на все танцы, два свободных оставалось у Ирины Палецкой. В соседнем зале загремела музыка. Танцы начались вальсом, и молодые люди, ангажируя девиц, исчезли.
- Господи, ты хоть что-то заметил? - прошептал Бартенев, наклонившись к уху Корвин-Коссаковского, - у меня в глазах рябит, они все одинаковые.
- Не все, Порфирий, не все, - глаза Арсения показались Бартеневу сумрачными и больными. - Я, признаться, рассчитывал хотя бы нескольких сразу отсеять, но, увы... Могу только предположить, что Всеволод Ратиев едва ли из твоих оборотней будет. Да и толстяк Протасов-Бахметьев. Те должны иной вид иметь, для девиц манящий. Но остальные, будь все проклято, как на подбор добры молодцы, - зло пробормотал он сквозь зубы.
- Ты всё ещё думаешь, что они здесь? - осторожно спросил Бартенев, косясь на нервно сжатые руки друга в лайковых перчатках.
- Если и сомневался - теперь уверен, - твёрдо кивнул Арсений, - у Макса Мещёрского глаза шалые, Герман Грейг и Даниил Энгельгардт - тоже 'победители петербургские', а Грейг ещё и, по слухам, незаконный сынок великого князя, такие порой избалованы и развращены с детства, Аристарх Сабуров просто принц какой-то, ей-богу, что до Критского... тоже... Аполлон Бельведерский. Девицы на него, как на солнце, смотрели. Тут они.
Бартенев остановил его.
- Постой, я совсем спутался, сказать забыл. Мещёрский этот тут ни при чём, он у нас в Академии учился. Имени я не запомнил, но его самого видел на занятиях. Он толковый, кстати, хоть и шальной, и герой Хивинского похода. А сейчас, наверное, на побывку приехал из армии, мне говорили - он был на Аладжинских высотах, когда корпус Лорис-Меликова отошёл к Александрополю.
Корвин-Коссаковский просветлел и облегчённо улыбнулся.
- Слава тебе, Господи. Хоть одного отсеяли. Ты точно его помнишь?
- Да, я не сразу его узнал, но когда он повернулся и девице поклонился, вспомнил его.
- Прекрасно. Пока танцы - ничего мы поделать не сможем, но за ужином - надо постараться очутиться напротив них. Смотри в оба, внимательно разглядывай каждого. У меня только на тебя и надежда, что узнаешь что-то: жест, слово, взгляд какой...