Оборотни Митрофаньевского погоста (Михайлова) - страница 59

Корвин-Коссаковский просто прикрыл глаза и тихо спросил, что за история?

−Несмотря на уродство, он весьма любвеобилен и предпочитает девочек лет двенадцати. Ему специально подыскивают подобный товар. Он пристрастился к подобному в Лондоне, где был с папашей-дипломатом. Так одна из таких девчушек огрела его по физиономии торшером и распорола щеку. Скандал был.

Корвин-Коссаковский вздохнул.

Лурье же невозмутимо продолжил:

−Александр Критский, я его тут дважды видел. Скромен и мил. Да только не привык я верить в скромность, да ещё таких херувимов. Но сплетен о нём не слыхал. Юлий Ширинский ему за ночь тридцать тысяч обещал, но - получил отказ, однако, возможно просто мало предложил, кто знает? - завершил свой экскурс Лурье, заметив брезгливо оттопыренную губу Корвин-Коссаковского.

Арсений Вениаминович пожалел, что не нашёл Лурье до бала графини Нирод. Впрочем, что бы это изменило?

Нечисть на нечисти сидела и нечистью погоняла, а он тут инкуба с упырём да лемуром ищет, дурак.

Любого бери, зло подумал он, вот тебе и упырь.


Глава 5. Бесовская страсть.

Больше всего тиранят сердце страсти. Они,

когда удовлетворяемы бывают, дают радость кратковременную,

а когда не удовлетворяемы, то причиняют скорбь

продолжительную и несносную.

Феофан Затворник


Утром в пятницу неожиданно приехала сестра. Мария сообщила ему новость о болезни Нины Черевиной. Девица жаловалась на страшную головную и сердечную боль, упадок сил, была вся в поту. Говорила о металлическом привкусе во рту. Вызвали доктора, но пока его ждали, недомогание прошло само. Никитин приехал и насторожился, заподозрил симптомы простуды, но...

−Никакая это не простуда, Арсений, поверь, и не притворялась она, была полупрозрачная. И не материнская это придурь, та во всех обмороках своих всегда румяная была, кровь с молоком, а эта... И с чего ей притворяться-то? Не в пансионе же они, не на дежурство идти, наоборот, она с сестрой прогуляться хотела в парке да на ногах едва устояла и не пошла.

Арсений Вениаминович побледнел и вскочил.

−Кто-то из гостей бальных вчера приходил?

−Нет, никого не было, но эта чертовка Лидия... Она ходила в лавку за бахромой, это за углом, недалеко от парка.

−И что?

−Её видела там моя горничная Нюрка, я её за пудрой в магазин Фланцева послала. Так она говорит, что на набережной видела молодую госпожу с человеком весьма приятной наружности. Красавец, сказала.

−Господи, - утёр платком Корвин-Коссаковский выступившую на лбу испарину. - Она описала его?

−Да, - кивнула Мария Вениаминовна. Она была сестрой полицейского, за годы изучила брата, и потому расспросила горничную заранее, зная, о чём непременно спросит Арсений. - Нюрка говорит, высокий, бледный, с тёмными волосами. Глаза - зелёные. Шляпа на нём чёрная, пальто едва не до пят. В руках - трость. Красивый такой, говорит, что невольно оглянешься. Я так понимаю, она и сама не раз оглянулась.