— Слушай, — Пауль понизил голос, крепче сжимая плечо, — как там у вас с расследованием? До чего-то докопались?
Клуфтингер сокрушенно посмотрел в его ясные глаза:
— Ты ведь знаешь, я не могу об этом говорить.
— Да ладно тебе! Я всего-то хочу узнать, есть ли у вас подозреваемый и все такое.
— Мы разрабатываем несколько версий, ничего более конкретного сказать не могу.
Клуфтингер поймал себя на том, что заговорил в духе пустопорожних заявлений для прессы своего начальника Лоденбахера.
Паулю тоже не понравился его тон.
— Со мной-то мог бы не выпендриваться, как с этой саранчой. — Пауль мотнул головой в сторону команды телевизионщиков с альгойского ТВ, которые расположились неподалеку.
«Только их тут не хватало», — с досадой подумал Клуфтингер.
— Знаешь, Пауль, — попытался он пустить разговор в безопасное русло, — тогда вечером я не смог прийти на репетицию.
— Знаю, знаю. Убийство и все такое. Мог хотя бы позвонить…
В голосе трубача явно слышалась обида, только непонятно — то ли на отсутствие большого барабана, то ли на невнятный ответ. А может, на то и другое.
Их беседу прервал свист: три других трубача энергично махали коллеге.
— Поговорим позже, — сказал на прощание Пауль, и это прозвучало почти угрожающе.
Клуфтингер спустился по ступеням. Из всех трех врат народ хлынул со службы. Оказывается, панихиду почтил своим присутствием даже бургомистр Дитер Хёрш, которого он раньше не заметил. Клуфтингер коротко кивнул, а тот, увидев комиссара, поспешил выбраться из толпы и направился прямо к нему. Клуфтингер осторожно огляделся, ища возможности избежать неприятного разговора.
— Клуфтингер, приветствую. Как дела? Как идет расследование? — взял Хёрш с места в карьер, он тоже не любил ходить вокруг да около.
— Привет, Дитер. Идет потихоньку.
— Потихоньку? Звучит неутешительно. У тебя уже есть подозреваемый?
Клуфтингер тоскливо посмотрел на бургомистра. С густыми черными усами, залихватски завитыми на концах, и в темном национальном костюме сегодня он выглядел еще комичнее, чем обычно. Клуфтингеру Хёрш всегда казался фигурой нелепой. Переехавший из Бремена, он носил усы с бородой и подчеркнуто фольклорные местные одежды как регалии, дающие ему, «пруссаку», легитимную власть в Баварии. А может, ему просто нравилось выглядеть клоуном.
— Дитер, ты же знаешь, я не могу говорить об этом, — с упреком сказал Клуфтингер, второй раз за утро прячась за «служебной тайной».
Бургомистру бросилась краска в лицо, он с трудом сдерживал гнев.
— Я тебе не кто-нибудь, Клуфтингер, и ты это знаешь, так что кончай со своей должностной канителью. Если в моей общине происходит нечто подобное, я не только имею право, но и обязан быть в курсе.