На империалистической войне (Горецкий) - страница 32

21 августа.

Весь день тихо. Отдыхаем на этой же позиции. Приез­жал наш дивизионный. «Бейте немцев и завтра так, как били позавчера, — сказал он нам. — Спасибо, братцы, за моло­децкую работу! Потери у нас небольшие, а немцев положили много». — «Чтоб тебя раздуло с такой работой, если правда, что и своих поубивали», — сказал Пашин.

Немцы отступили — «Снаряжай!». Передки уже приеха­ли на батарею.


Алленбург


22 августа.

Всю ночь ехали, под проливным дождем, на северо- восток и юго-восток, но все на восток и на восток... Что это: отступаем или на отдых едем? Никто ничего не говорит. Про­езжали местечко... не Алленбург ли это? Вроде что-то знако­мое. А грязь, темень, холод! Дождевые тучи раздирают небо.

23 августа.

Ехали-ехали, наконец заняли позицию недалеко от Алленбурга. Я не ошибся, вчера ночью проезжали его. Значит, немного отступили? Гм! Но окопы вырыли, выспались.

Ехимчик сегодня в хорошем настроении. Побрился моей бритвой и разговорился о своей домашней жизни.

— Всегда я то и дело ссорился со своим отцом, — рас­сказывает он.

А сыновей у его отца, бедного хлебороба, было мно­го — «сынов как соколов», — а подмоги никакой. Все раз­брелись по белу свету. Было Ехимчику пятнадцать лет, по­манило и его уехать на шахты — «заработать на себя ко­пейку». Отец плачет, клянет его. Но паспорт вынужден был дать. Возвратился Ехимчик из шахт, отец снова плачет, но уже от радости. Однако в тот же день поссорились... Же­ниться задумал — ссорились, свадьбу играл — ссорились, стали жить-поживать — ссорились, на войну шел — плака­ли и ссорились.

— И как это так получается, что всегда мы ссоримся? — удивляется Ехимчик.

Я не знаю, что ему ответить, но вижу, что Ехимчик дал себе зарок не ссориться больше с отцом, если вернется с вой­ны. И я говорю:

— Ну вот, побудете на войне, возвратитесь — не станете ссориться и уже никогда не будете ссориться...

— Та воно ж дило такэ...

А я себе думаю: «Дило такэ, что, может быть, уже не до­ведется тебе ссориться с отцом, мой милый Ехимчик, не­счастный ты бедняк, шахтер и царский солдат...»

24 августа, воскресенье.

А что там у нас дома? Давно нет от них никакой весточ­ки. Ивана, видно, забрали на войну как запасного. Обо мне горюют. Вот уж наплачется наша бедная мама.

Сижу в окопе на ступеньках у входа и курю сигару, на­евшись картошки у батарейцев 8-го орудия. Там завелись у меня приятели. Я все больше узнаю своих батарейцев, хотя многих еще не знаю по фамилии. Все солдаты ко мне добры и чем могут облегчают мне тяжесть армейской жизни на вой­не. Они думают, что мне, как новичку и вольноопределяюще­муся, особенно трудно. Среди «панов» нет столько велико­душных, сколько их есть в «простом» народе.