Во имя любви (Устинов) - страница 140

Лавриков был куда более спокойным и рассудительным, что, впрочем, было неудивительно. Ведь это не у него земля под ногами горела. Как в прямом, так и в переносном смысле слова. Он коротко оглянулся в конец коридора, заметил там маячившую спину уборщицы и вернул суровый взгляд на лицо Кекшиева.

— Вы взвинчены, Геннадий Церенович, — спокойно произнес Лавр. — И несете чушь. Вашим партнерам, не знаю уж по какой договоренности, не нужны ни доказательства, ни решение палаты о снятии неприкосновенности. Прикоснутся и…

Кекшиев не дал ему закончить начатую фразу, но Федор Павлович и не стремился это сделать. Все и так было предельно ясно без всяких дополнительных намеков. Чиновник протяжно застонал и обхватил голову руками. Никогда еще он не чувствовал себя настолько загнанным в угол. Да будь иначе — и не пришел бы он сейчас к своему непримиримому противнику. Однако визит состоялся, потому как Геннадий Церенович знал, что если и есть сейчас на свете человек, способный помочь ему и вытащить из полного тупика, то этот человек — не кто иной, как Лавриков.

— Что им нужно?

— По-моему, речь шла о Хомуте, — тактично напомнил ему Федор Павлович.

— Я пальцем для Хомута сейчас пошевелить не могу. — Кекшиев кусал губы с досады. — Дай бог отбрехаться.

— Значит, теперь им нужна ваша голова.

— Зачем? — Глаза чиновника испуганно округлились и стали похожи на чайные блюдца.

— Вот и я думаю, — усмехнулся Лавриков. — Зачем такая голова? Разве что для музея истории эпохи… Заспиртуют в назидание грядущим поколениям.

— Хватит, хватит, хватит! — снова завопил как полоумный Геннадий Церенович, но Лавру уже надоела эта истерия, и он стремительно ухватил визави за руку чуть выше локтя. До боли сдавил пальцы, что заставило Кекшиева немного согнуться.

— Тихо ты… — уже злобно, с негодованием, прошипел Федор Павлович.

Кекшиев сглотнул и мужественно взял себя в руки. Открыто посмотрел в глаза собеседнику.

— Выход какой, Лавр? Компромисс. Можно ведь что-нибудь придумать?

— Можно, — успокоил его Лавриков. — Отдавай.

— Что?

— То, что всегда брал. Что было смыслом каждого твоего шага. Бога своего отдавай, — саркастически заключил серию намеков Федор Павлович. — Деньги.

— Какие деньги? — Глаза Геннадия Цереновича бегали из стороны в сторону.

Но Лавр, в свою очередь, совершенно спокойно развернул захваченные из кабинета листы, выбрал среди них один и протянул распечатку Кекшиеву.

— Вот эти, — ответил он. — Это только полулегальные сбережения.

— Все? — Чиновник бегло просмотрел предложенный документ, и ему сделалось совсем дурно. — И нищим остаться?