— А мне что, Лавр? — решительно спросила она, сгорая от жажды деятельности.
Лавриков был вынужден разочаровать боевую женщину.
— Клав, ты знаешь, малый бизнес дает стране ощутимый процент национального дохода, — совсем уж как поднаторевший в таких делах политик сказал он.
— Догадываюсь, что дает, — погрустнела Розгина. Уже по началу беседы становилось ясным, к чему клонит мужчина.
— Вот ты и давай стране на своем рабочем месте. — Федор Павлович обезоруживающе улыбнулся.
Такое радушие не сильно сгладило ситуацию. Оскорбленная в своих самых лучших чувствах, Клавдия набычилась и попыталась отыскать моральную поддержку в лице своей старинной подруги Елизаветы Голощаповой.
— Лиз, нет, ты видишь, с кем мне приходится существовать под одной крышей?.. — посетовала она на судьбу, но экономка Кирсановых только улыбнулась в ответ. Она уже успела более или менее разобраться во взаимоотношениях своих новых знакомых. — И сейчас еще кофий потребуют, спасибо, что не в кровать.
— А что? — Федор Павлович заговорщически подмигнул Голощаповой. — Чашечка кофе была бы очень кстати…
Розгина посмотрела на него испепеляющим взглядом и направилась за своим фартуком. Федечка, внимательно следивший за этой перепалкой, громко рассмеялся. На лестнице появился Иван Кирсанов.
Внутренняя решимость оставила Лавра, едва он оказался в салоне служебного автомобиля наедине с Иваном. Сидящий за рулем Николай не спешил вступать в разговоры. Занятый какими-то собственными мыслями и следящий за интенсивным движением на дорогах, Федор Павлович прекрасно понимал, куда они с мальчиком сейчас направляются. Это послужило проявлению двойственного чувства. С одной стороны, Лавриков твердо решил для себя, что зайдет в палату Ольги и снова будет любоваться ее неподвижным лицом. Но в то же время он и боялся этого. Опасался выдать свои чувства перед Кирсановым и, возможно, тем самым отпугнуть его. Заставить относиться к себе настороженно. Душевные переживания наполнили сердце бывшего криминального авторитета. Но и молчать, предаваясь самоедству, он тоже не мог. Хотелось поговорить с мальчиком о том, что больше всего занимало сейчас его мысли. И Федор Павлович решился, переступив через себя.
— Слышь, Вань… — Лавр повернул голову.
— А?
Кирсанов живо отреагировал на предлагаемое общение. Он тоже чувствовал себя отнюдь не на высоте. Молчание угнетало мальчика. Ему продолжали рисоваться мрачные перспективы, связанные с болезнью матери и с тем, что она, возможно, никогда не откроет глаз. Такое не просто пугало Ивана, а повергало его в граничащий с паникой ужас.