Из ответчика Семенова выжать ничего невозможно, на все вопросы он отвечает одним словом: «Брешуть». У его ног, завернув кренделем хвост и навострив уши, лежит «удачливая добытчица» и, зевая, повизгивает. Спрашиваю охотника, правда ли, что собака необыкновенная добытчица. Он, ухмыляясь, мотает головой:
— Да брешуть, гражданин судья.
Это меня настораживает. В ответе Семенова я улавливаю недобросовестность. Мелькает мысль, что, вероятно, цыгане стащили собаку у Сухореброва и продали ее Семенову. Я ухватываюсь за эту версию и пытаюсь выяснить, где и когда была куплена Семеновым лайка. Но это мне оказывается не под силу. Ответчик твердит одно и то же: «Брешуть». А Сухоребров внезапно все забывает, даже кличку своей собаки.
Допрос же свидетелей окончательно все запутал. А несовершеннолетний свидетель Васятка Морозов насмешил меня, растрогал, вогнал в пот. Мне представлялся Васятка озорным веснушчатым курносым мальчонкой. И я был очень удивлен, когда около стола появился белобрысый верзила в огромной лохматой шапке из заячьей шкурки.
— А шапку-то надо перед судом снимать, — заметил я.
Васька стащил с головы шапку, подержал в одной руке, потом в другой, спрятал за спину.
— Сколько же вам лет?
Васька мгновенно нахлобучил шапку на голову, но, опомнившись, опять стащил ее, зажал в руках и растерянно замигал. Я повторил вопрос. Васька уронил свою шапку, торопливо схватил и спрятал за спину. Я понял, что все внимание свидетеля сосредоточено на шапке, она мешает ему не только думать, но даже мало-мальски соображать. Я приказал Ваське положить шапку на скамейку. Без шапки он совсем растерялся и, растопырив руки, смотрел на меня ошалелыми от страха глазами.
— Василий Морозов, сколько вам лет? — в третий раз спросил я.
Васька глотнул воздух и выпалил:
— Не знаю… — И, испугавшись своего голоса, густо покраснел и поддернул ладонью нос.
— Как же ты не знаешь, сколько тебе лет?
Теперь у Васьки покраснели шея и уши, и он, набычившись, буркнул:
— Сколько нам лет, не знаю. А мне шашнадцатый.
Я понял, что говорить с Васькой на «вы» — только зря терять время.
— Ты знаешь эту собаку?
Свидетель радостно кивнул головой.
— Чья же она?
— Дяди Петина.
— Какого?
— Да вот этого! — И Васька ткнул пальцем в сторону Сухореброва.
— Почему ты так утверждаешь?
— Не знаю.
— Фу ты черт возьми! — прошептал я и почувствовал, что меня начинает трясти, но сдержал себя и спросил как можно мягче:
— Вы раньше, видели ее у Сухореброва?
— Видали.
— Кто видали?
— Да я.
— Так бы и говорил, что видал, — процедил я сквозь зубы, злясь не столько на свидетеля, сколько на себя, на свое неумение вести допрос.