— Ну и правильно! И я бы так сделал! — выразил свою солидарность Генка.
— Так-то оно так, но, видится мне, в колодце никого нет.
— Да ты что спятил?! Мы же только что видели!..
Снизу, уже изнутри дома, послышались хорошо различимые крики, брань, глухие удары, чей-то короткий стон, громыхнул, упав, какой-то тяжелый предмет.
Шум продолжался минут десять, потом стих, но Безсонов чувствовал, что там еще не все кончилось. Словно в подтверждение его мыслей, снизу раздался ужасный крик и почти одновременно звук разбившегося стекла.
Через четверть часа Тарас заволок на чердак бездыханного Шубина и молча швырнул в сено. Потом, вытерев рукой пот со лба, забурчал, непонятно к кому обращаясь:
— Ну чого ты дывышься?.. Говнюк твий дырэктор! Чого вин смыкався? Я ж йому крычав: «Стий, подлюка, вбью!» Так вин, гадюка, шо накойив?.. Вмазав батькови в око! Ну я потим йому так вмазав! И й ще раз! Ще!.. Алэ спочатку вин пидпысал договир. Розумиишь, вин пидпысал його! Тьфу, буржуйскька пыка!
Неизвестно, еще сколько времени продолжался бы монолог Тараса, но снизу его позвал властный «батькин» голос, и хлопец, еще раз плюнув, ушел.
Шубин лежал неподвижно, уткнувшись лицом в напитавшееся ночной стужей сено. Безсонов перевернул его на спину, отчего Шубин коротко застонал, но так и не пришел в сознание. Носовым платком промокнул директору кровь на разбитом лице. Генка присел рядом на корточки.
— Если директор взаправду подписал бумажки, нам всем хана! — сказал он. — Непонятно, почему он не подписал их раньше, там, на заводе?
Безсонов пожал плечами: — Просто Андрей Васильевич не доверяет бандитам. И имеет для этого все основания… Дай мне свой носовой платок, а то мой весь в крови.
— Откуда он у меня? Я парень простой, сморкаюсь прямо в снег!.. Послушай, если он не доверял тем козлам, то на хрена согласился подписывать?.. Сломался, что ли?
— А ты бы не сломался?! — взорвался Безсонов. — На твоих глазах держат в колодце сына, потом самого зверски избивают! Не сломался бы?!.. Уверен, немного найдется мужиков, которые выдюжат в такой ситуации!
— Понимаю. Чего тут непонятного? — Генка вздохнул. — Но жить все равно хочется.
Пленники замолчали, прислушиваясь к новым шагам, приближавшимся по скрипучим ступеням. Щелкнул замок, нерешительно отворилась дверь, и раздался усталый голос старухи, совершенно не различимой на фоне обезжизненного ночного неба.
— Не спите, сынки?
— Так вы ж спать не даете! Деретесь! — проворчал Генка. Старуха бросила на пол какие-то вещи, чиркнула спичкой, раз, другой — и уголок чердака осветило нервное пламя свечи. Старуха подняла с пола черный тулуп на овечьем меху и укрыла им лежавшего без каких-либо признаков жизни Шубина.