— Только купаться не вздумай, — строго наказала бабуля и застращала по своему обыкновению, — там сейчас течение сильное. В прошлом году двое ребятишек утонуло.
— Честно слово, ни ногой! — легко пообещал Генка, а мне пояснил, что, в самом деле, не собирается купаться, а лишь перейти на ту сторону. Самодельные мостки были переброшены коромыслом. Грубо сколоченные перила уже в некоторых местах прогнулись или обломились вовсе, и, встав на краешек моста, можно было наблюдать, как мутный поток несет на себе веточки, листья и брошенные мною вниз головки одуванчиков.
— Не свались! — предупредил Генка, и, оттеснив меня в сторону, лихо плюнул в зеленоватую воду.
— Сам не свались! Чего толкаешься! — обиделась я, пихнула его кулачком в бок и перешла на другую сторону. Показалось: в потоке что-то блеснуло.
— Генка, смотри! Я поднырнула под провисшие перила. Там, где пена оборачивала каракулем покрытый тиной островок, лежал и поблескивал на солнце зеленоватый камешек.
— Поди, Антоха обронил, — сказал Генка, и глаза его заблестели тоже.
— Достань? Я протянула руку и ощутила, как в ладошку впиваются укусы водяных брызг.
— Так мы на карьер идем! Там сто таких будет! Генка потянул меня за рукав. Но карьер был далеко, за рекой и оврагами, в страшном месте, где живет Бабай. А блестящий камешек тут, рядом, обсыпанный брызгами, как сахаром. Только нагнись и вытяни из косм свалявшейся тины. А не успеешь — собьет его потоком, закрутит, утянет на темное илистое дно.
— Достань, достань! — захныкала я, и сама потянулась к сокровищу. Подошвы сандалий поехали по мокрым доскам, я больно ударилась копчиком о край моста. Но удержаться было невозможно — слабые детские пальцы лишь скользнули по илистой поверхности перил. Я почувствовала, как Генка в последней попытке спасти меня ухватился за ворот старенькой футболки, и ткань треснула — словно чудище голодно щелкнуло над ухом костяными челюстями. Потом разинутый зев реки раскрылся и, сытно чавкнув, проглотил меня целиком. И не было больше ни неба, ни моста, ни перил, а только густая малахитовая муть. А потом я снова почувствовала рывок…
…Мертвящая мгла закрутилась вокруг, обхватила длинными мокрыми пальцами за щиколотки, с неохотой отпуская свою добычу. Но кто-то был куда сильнее мглы, и выталкивал меня наверх, к пылающему оку июньского солнца — маяку тепла и жизни. Цепляясь за траву, перепачканная грязью и вымокшая насквозь, я повалилась на берег, размазывала по щекам ил и слезы. Рядом хрипел и надсадно кашлял Генка.
— Говорил же… не лезь… Он смахнул со лба налипшие волосы. Я заплакала еще горше, боясь, что сейчас мне здорово влетит от брата. Но он почему-то медлил, даже подзатыльник не отвесил. А вместо этого спросил: