Выходя из дома, я стараюсь не стучать каблуками. Выхожу тихо-тихо на цыпочках, огибаю спящую собаку на приличном расстоянии, чтобы не разбудить. Хотя это излишние предосторожности. Порой, зовя ужинать, я кричу ей в ухо, щекочу загривок и крепко хлопаю по бедру. Кэрри во сне перебирает лапами, вздрагивает всем телом, но упорно меня не слышит. В старости у каждого находится слабое звено, у нашей собаки это — слух.
Пусть спит, она на заслуженном отдыхе. На пенсии. Могла бы выбрать место прохладнее, в тенёчке, где поддувает ветерок. Нет же, перегораживает собой калитку на солнцепёке, на самом проходе. Она свято помнит: калитка — это место, где могут проникнуть чужие. Долг превыше всего, даже во сне она несёт службу. Под мордой на дорожке расплывается большое влажное пятно от старушечьих слюней.
Когда я осторожно её перешагиваю, Кэрри вдруг просыпается. Поднимает тяжёлую голову, косит цыганистым глазом. Пытаясь скрыть смущение, зевает во всю пасть, демонстрируя прекрасно сохранившиеся зубы. Встаёт, делает реверанс по всем правилам старинного этикета: вытягивает струнками передние ножки, не подламывая их в коленях, совершает земной поклон, хвост грациозно оттопыривается кверху и вбок.
После соблюдения необходимого собачьего обряда хромает к миске. Зад у неё в последнее время сильно заваливается. Но она всю жизнь бегает немного боком, как бы по косой, по диагонали. Как волк, который обходит жертву, изготовившись к прыжку.
Мы её купили щенком из породистой семьи, а потом узнали, что она среди братьев-принцев с голубой кровью — выбраковка. И вот эта её странная диагональная пробежка с опущенной в землю мордой — следствие родовой травмы. «У неё папа не волк?» — опасливо спрашивают нас. Мы скромно пожимаем плечами: «А кто, мол, её знает».
Кэрри у нас собачья долгожительница (тьфу, тьфу, много-много раз стучим по дереву) не благодаря, а вопреки. Инструкции по условиям содержания мы НЕ выполняли, дрессировали НЕ так, кормили НЕ тем и вообще с самого начала поставили себя по отношению собаку совершенно неподобающим образом.
Кормим со стола. Нет, кастрюля с основной пищей всегда в холодильнике: каша из перловки (к прочей крупе она относится с подозрением), сырые куриные головы, овощи и овощные очистки, подсолнечное масло, витамины. Зимой сало.
И, в виде добавки, всегда: яичная скорлупа, остатки супа и прочие ополоски (профессиональные собачники от такого рациона придут в ужас).
Обожает сладкий крепкий чай и кофе. Сухой корм даём, только если некогда готовить или уезжаем. Костный остаток — ни боже мой. Ветеринар, узнав, в ужасе замахал руками: когда вскрывает собак, живших на костном остатке — у них не кишечник, а изъязвлённый мусоропровод.