Даже сейчас, погрузившись в чтение заметки про забастовку водителей грузовиков, Ева мысленно переносится туда, где на письменном столе ее ждет стопка рассказов, написанных первокурсниками, и незаконченный отзыв на магистерскую заявку для Гарварда. Поэтому она не сразу понимает, о чем говорит Тед:
— Джим Тейлор. Ты была с ним знакома в Кембридже?
— Джим Тейлор?
Ева отрывает взгляд от газеты и видит серьезное лицо мужа.
— Что с ним?
— Его мать умерла. Очевидно, самоубийство. Ужасный случай.
Он аккуратно сворачивает пополам номер «Гардиан» и протягивает Еве.
«Вивиан Тейлор, вдова художника, умерла в возрасте шестидесяти пяти лет».
Это не первый текст в разделе некрологов, он помещен в самом низу полосы и сопровождается небольшой черно-белой фотографией хрупкой женщины в вышитом платье; рядом стоит коренастый мужчина ниже ее ростом. Коронер пришел к выводу, что причиной смерти стало самоубийство.
«Остался сын Джим, также известный художник, и сестры Фрэнсис и Патрисия».
Ева вновь вглядывается в фотографию. Вивиан не улыбается, но Льюис Тейлор — мужчина, обнимающий ее за плечи, просто лучится счастьем. Льюис не красавец; невысокого роста, с грубоватыми чертами лица, совсем не похож на Джима, однако в нем, даже на крошечной газетной фотографии, ощущается невероятная энергия. Но Вивиан: вдова художника, мать художника… «Как ужасно, — думает Ева, — когда от человека остаются только имена тех, кого он любил, а больше о нем сказать нечего».
Тед смотрит на Еву.
— Ты ее знала?
— Нет.
Она откладывает газету.
— Я и Джима едва знаю. Мы не встречались в Кембридже, только позднее, в Нью-Йорке.
— А, извини.
Тед уже переходит к французским газетам и берет в руки утренний выпуск «Либерасьон».
— Значит, ошибся.
Позднее, во время обеденного перерыва, когда улицы заполняются машинами, спешащими на выходные за город, а из коридора доносится хохот и топот студентов, Ева в своем кабинете достает газету с некрологом и кладет ее поверх незаконченного отзыва на магистерскую заявку. Джим, конечно, похож на Вивиан чертами лица и хрупким телосложением. Она удивлена тем, что в некрологе не использовали фотографию Джима — его лицо более узнаваемо; Ева недавно читала статью, где говорилось, что его работа была продана на аукционе за ошеломительную сумму. Возможно, редактор решил, что для него и его близких это будет слишком болезненно. «Странно также, — думает она, — что нет ни слова о Хелене и их сыне. Как его зовут? Дилан. Очаровательный мальчик: темные волосы и живые, прищуренные на солнце глаза, в которых светится любопытство».