Каждый день мы с Хакарандой вставали, принимали душ и одевались в наши розовые платья с чистыми белыми передниками. Она влезала в белые пластиковые сабо, я в свои старые пластиковые шлепки.
Каждый день мы готовились к прибытию наших хозяев. Каждый день мы вылизывали и без того вылизанный дом, а Хулио брал сетку на длинной ручке и вылавливал из бассейна листья.
Деньги, выданные Хакаранде на уход за домом и на покупку еды, постепенно иссякали. Кладовка опустела. Однажды на обед у нас были тортильи с начинкой из лососевой икры под горячим томатным соусом.
К шампанскому и вину мы не притрагивались.
Как-то Хакаранда, Хулио и я сидели вместе на кухне, попивая лимонад, и Хакаранда вдруг сказала:
– Я должна сообщить вам обоим одну вещь, которая вчера подтвердилась.
– Какую вещь? – спросил Хулио.
– Мы все что-то подозревали, но теперь никаких сомнений нет. Никто в этот дом не вернется. Они давным-давно погибли на шоссе около Ногалеса.
– Никто сюда больше не заглянет, – произнес Хулио.
– Малыш тоже погиб? – спросила я.
– В новостях сказали, что да. Долго не могли установить их личности. У них оказалось много личностей.
Мы все знали, что в Мексике полно пустующих домов, куда никто никогда не вернется.
– Я собираюсь тут оставаться, пока не найду другую работу, – заявила Хакаранда.
– Я тоже, – сказал Хулио. – Я тоже, – подхватила я.
Хулио охотно позволял мне вокруг него крутиться. Он продолжал ухаживать за садом, потому что, говоря его словами, сад – это святое. Я держала садовые ножницы с ощущением, будто держу его руку. Мешки с сухими листьями, лестница, садовые ножницы, грабли, сетка для чистки бассейна стали для меня частями его тела.
В один прекрасный день я увязалась за ним в гараж. Ему понадобилось удобрение для подкормки магнолии. Мешки удобрений лежали, сваленные кучей, возле огромной канистры с бензином, оборудованной бензопомпой, совсем как на заправочной станции.
– Достаточно одной спички, одной маленькой искры, всего одной спички, чтобы дом взлетел в воздух, – произнес Хулио, направляясь в глубь темного душного гаража.
Там Хулио в меня вошел. Он всей своей тяжестью придавил меня к дверце «Мерседеса», так что дверная ручка врезалась мне в попу.
Хулио крутанул меня вбок, распахнул дверцу машины, и под его напором я упала спиной на сиденье, свесив наружу ноги. В машине пахло кожей и духами. Хулио откинул с моих бедер розовый подол, потом стащил с меня трусы, скатав их вниз по ногам. Я услышала стук слетевших на пол шлепок.
После этого Хулио поселился с нами. Утро он проводил в саду. Подрезал деревья и кусты, косил траву, обрабатывал химикатами бассейн. Вечером мы смотрели фильмы.