– Не знаю.
– И я не знаю. Я не знаю, где моя рука и что с ней случилось.
– Почему ты уехала из Гватемалы?
– Потому что хотела иметь доллары. Мне опротивело жить в Гватемале.
– Там было плохо?
– Муж меня каждый день колошматил. Нет, не колошматил. Он хлестал меня по лицу. Хрясь-хрясь-хрясь. С утра до ночи. Его ладонь вросла в мою щеку.
– Так ты убежала одна?
– Да, – ответила Луна. – Я думала, всё лучше, чем это, но я ошибалась.
– Это точно, ты ошибалась.
– На север валит самый разный народ, – сказала Луна. – Ты не представляешь, чего только не тащат через границу в Штаты. При мне грузили кипу вяленых скатов – вылитые куски черной кожи. При мне грузили ящики с орхидеями. Полиция просвечивает фургоны и автобусы рентгеном. Рентген обнаруживает белые скелеты иммигрантов. Рентген видит рахитичные человеческие кости, он находит пум и орлов, он видит скелеты птиц. У одного типа в кармане пиджака были два птенца тукана.
– Ага, – кивнула я. – В Акапулько крадут черепашьи яйца.
– Надо поскорее вернуть Джорджии телефон, – спохватилась Луна. – Если мы задержимся, шиш опять его у нее выпросишь. Она считает минуты.
Мы выскочили из камеры и поспешили в большую комнату, где узницы собирались вместе. Было время занятий. Заключенным предлагались уроки коллажа, рисования, компьютерного ликбеза, чтения и письма.
Половина комнаты была превращена в парикмахерскую. Две женщины, вперившись в маленькое зеркало, наклеивали себе ресницы.
Джорджия сидела за столом с Виолеттой. Я вручила ей мобильник, спрятанный в обертку от шоколадки, и поблагодарила ее.
– Не за что, принцесса, – отвечала она. – Ты ведь моя принцесса, поэтому для тебя всегда пожалуйста.
– Спасибо.
– Ей передадут ее свидетельство о рождении, да? – спросила Джорджия Луну. – Ты сказала, что это необходимо?
– Конечно, – заверила Луна.
– Сколько тебе лет?
– Шестнадцать.
– А тебе известно, что ты не должна здесь находиться? По закону ты еще дитя, принцесса.
– Мама привезет свидетельство. Она знает.
– Тебе надо кровь из носа выбраться отсюда до восемнадцати, а то застрянешь навсегда. Скажи?
Виолетта закивала.
– Так со мной вышло. Меня взяли в семнадцать, а в восемнадцать припаяли тридцать лет!
– Убейся, а до восемнадцати вырвись! Когда у тебя день рождения?
– Еще не скоро – в ноябре.
– Значит, время есть, – заключила Джорджия. – Но действуй. Действуй! Я это говорю, потому что ты моя принцесса.
Виолетта закашлялась. Она держала руки на бедрах, и ее длинные ногти заворачивались к животу.
– Если ты здесь застрянешь, тебе придется вообразить, будто вся вселенная – внутри этих стен. Будто ничего, кроме этой тюрьмы и живущих в ней женщин, не существует. Если будешь думать, что есть что-то еще, тебе не выжить, – произнесла Виолетта своим грубым прокуренным голосом.