Джеб резко втягивает воздух. Мы стоим, хлопая глазами от яркого света. От его кожи пахнет краской и цитрусовым мылом. Краска влажными пятнами блестит на руках и на шее, подчеркивая упругие мышцы.
Повинуясь порыву, я провожу указательным пальцем по синей полоске у него на ключице.
Джеб морщится и отдергивается. Я подавленно роняю руку.
Сосредоточившись на своей палитре, Джеб набирает черную смесь на кисть. Он наносит краску на мою левую руку, от плеча до бицепса. Четкие линии образуют короткий рукав. Кисточка щекочет, краска холодная, но в первую очередь в меня вселяет дрожь бесстрастие Джеба. Я не узнаю его.
Джеб отходит на шаг, снова набирает краски на кисть и принимается за правую руку. Он рассеянно проводит языком по нижней губе изнутри, трогая лабрет.
– Помнишь, когда он у меня появился?
От неожиданного вопроса я теряюсь, но тем не менее сохраняю спокойствие, несмотря на разгорающийся под кожей жар.
– Через два часа после похорон твоего отца, – хрипло отвечаю я.
– И ты знаешь, что я давно хотел сделать пирсинг. Но каждый раз, когда я об этом заговаривал…
Джеб показывает на свое предплечье.
Татуировка светится, но в первую очередь мое внимание привлекают сигаретные ожоги.
– Да.
– Я не просто хотел доказать себе, что царство террора кончилось, – голос Джеба звучит равнодушно, как будто он читает чью-то биографию. – Лабрет стал напоминанием. Что теперь я сам властен над своим телом и своей жизнью. Что я имею право голоса в том, что касается сестры и мамы.
Он подходит ко мне со спины, оставив грудь и живот не раскрашенными. Джеб дорисовывает рукава сзади, проводит кистью линию вдоль позвоночника и останавливается чуть выше талии. Он делает полоску вдоль нижних ребер.
Я стараюсь не реагировать на щекотку.
– Забавно, – продолжает Джеб. – Я думал, такой пустяк может отменить то, что сделал этот пьяный ублюдок.
Он смеется, но не теплым смехом, который я привыкла слышать. Его смех звучит хрипло, раздраженно и невесело.
– А теперь… теперь я могу нарисовать себе пирсинг или татуировку где угодно, и они станут настоящими. Живыми. Мощными.
Он проводит прохладной, похожей на крем краской поперек моей спины, рисуя короткую футболку.
– Мои рисунки будут драться за меня. Мой лабрет может быть смертоносным, как самурайский меч. Нужно только нарисовать и отдать приказ. Будь у меня эта способность в нашем мире, я не позволил бы отцу мучить маму и Джен. Их жизнь стала бы счастливее. Я могу сделать это здесь… – он замолкает. – Я уже это сделал. Всё происходит так, как должно было. Каждый раз моего старика избивают до полусмерти. А Джен и мама нетронуты и счастливы.