– Но я столько раз называла Морфея по имени.
Она смеется – этот звук напоминает щебет певчей птички.
– Морфей – ненастоящее имя. Он – слава и хула, солнечный свет и тени, бег скорпиона и песня соловья, дыхание моря и канонада бури. Можно ли полагаться на птичье пение, шум ветра, суету насекомых? Настоящие имена подземцев сотканы из их собственных жизненных сил. Можешь ли ты дать этому название на своем языке?
Мимо мелькают зеленые стены. Я напрягаюсь, чтобы не отставать. Мои ноги, омытые снегом, с каждой минутой становятся все зеленее от травы.
– Разве хоть кто-нибудь это может? – спрашиваю я.
– Только подземец в конце жизни способен обрести этот дар. Язык, на котором говорят, умирая.
– Язык… – Я вспоминаю запись на обороте врачебного отчета и шепотом произношу, окончательно сбитая с толку: – Мертвая речь.
– О, она неуловима, – подхватывает Первая Сестра. – Жертва говорит на Мертвой речи, описывая, что именно должен сделать тот, кто причинил ей зло. Всякий подземец, который умирает под заклятием Мертвой речи, так и не выполнив свое задание, после смерти остается в виде сломленной души, вечно несчастной, рвущейся на свободу, пока Вторая Сестра ее не поймает.
Я вздрагиваю, вспомнив, что сама чуть не оказалась внутри одной из игрушек.
– Но как пустая игрушка может удержать чью-то душу? Это нелепо.
– Наоборот, исключительно осмысленно. Для этого подходят только игрушки из мира людей – и только самые любимые. Те, которые наполнены мечтами и надеждами, нежностью, которую изливали на них дети. Ибо это и есть суть души. Надежды, мечты и любовь. Когда любимые игрушки оказываются на свалке или в мусорной куче, они лишаются того, что раньше наполняло и согревало их. Они становятся одинокими, алчными и хотят вернуть себе душу, которой некогда обладали. Поэтому мы высылаем через порталы наших рабов-пикси, которые приносят эти игрушки сюда, и моя сестра дает им то, о чем они мечтают, – души. Как ненасытные губки, они цепляются за них, насколько хватает сил и воли.
Смирительные рубашки для душ. Напуганная этой картиной, я храню молчание, пока мы не добираемся до маленького домика, окруженного со всех сторон живыми изгородями и увитого плющом. Домик как будто сложен из листьев.
– Заходи, согрей ноги и поешь, – приказывает Первая Сестра. – Потом я дам тебе то, зачем ты пришла, и отпущу.
– Я спешу.
От суеты у меня болит голова. Еда – это хорошо, но только не та, которую подают в Стране Чудес.
– Сначала, по крайней мере, ты выпьешь чаю.
Я не могу спорить. Где-то у нее спрятано зеркало, и на шее висит ключ. Пока Вторая Сестра не пожелает открыть портал, я всё равно что в плену.