Он смотрел на нас, мы – на него. Во все глаза!
– Братишки, – прохрипел он. – Вы кто?!
– От Дармидонта Михайловича мы, – выходя вперед, смело проговорил я. – Атамана позови.
– А-а, – протянул он. – Вон че…
– Давай-давай, – поторопил я и поглядел на полыхавшую крышу.
– А чей-то мундиры на вас не такие, – все еще держась за перила, прищурился он. – Не таковские…
– А каковские у нас мундиры?
– Да царские прям-таки…
– Такие теперь все носят, – решив подыграть мне, заметил Кречинский.
Эта ситуация и заводила, и смешила его. В правой руке, обтянутой перчаткой, он держал револьвер. Станового пристава подмывало пристрелить пьяного наглеца-бандюгу, но он держался.
– А чей-то крыша наша дымится, а? – спросил разбойник. – Не пожар ли?
– Именно – пожар! – сказал уже я. – Печку надо было с умом растапливать! Зови атамана, сдохните сейчас все под обломками! Зови!
И вот тут дым внезапно повалил из форточек – где-то пламя пробило крышу. И под нарастающий треск завопили в самом доме, заохали и завизжали на все голоса; особенно бабы, так, что стекла едва выдержали, не разлетелись на мелкие осколки. Дверь почти выбили – и сбили с ног своего же друга; он кубарем скатился по ступеням и въехал лицом в замороженный, покрытый желтой коркой сугроб.
– Целиться по ногам! – едва успел выкрикнуть Кречинский. – По ногам, господа!
Каждый из нас выбросил вперед руку – и пальба началась. Но, как я и думал, целились полицейские и особенно казаки не в ноги, а куда придется. Лишь бы остановить вылетающих пьяных бандитов. К тому же, несмотря на переполох, ожидали и ответного огня. Несколько разбойников сразу свалились замертво. Мордатая девка, едва вылетев из дома, поймала голой грудью с пяток пуль и плюхнулась у крыльца в снег. Куда глядели блюстители правопорядка, туда и целились! Выстрелы раздавались и с той стороны дома.
Там тоже встречали огнем раззяв-хозяев.
Я обернулся на дорогу внезапно, точно что-то почуяв, и в первое мгновение оцепенел, даже забыв о разбойниках. Из дома напротив, где в окнах только теплились огоньки за ситцевыми задергушками, на крыльцо вылетели три мордатые девки. Все в ночных рубахах. Выскочили на пальбу и огонь! И у каждой в руках были вилы! Они переглянулись и, точно ведьмы, объявившие войну всему миру, приготовились к атаке.
Оседлают сейчас грозные вилы и полетят!
– Степан! – окликнул я своего товарища. – Степа, гляди! Вот стервы!
Он обернулся и тоже замер, но уже от другой картины. Не полетели мордатые девки! А слетев с крыльца, ринулись на трех казаков, во все глаза смотревших на разгоравшуюся крышу и погибающих бандитов. Все три держали в руках вилы так, как заправский солдат, идущий в смертельную атаку, держит винтовку! Бежали тихо, босиком по снегу, без истеричных воплей, по-кошачьи, по-разбойному, заранее целясь!