Принята я была любезно, выслушана внимательно и ушла вполне удовлетворенной, ибо мне не только обещали устранить все тормозившее работу, но даже пригласили на заседание Культурно-просветительного отдела.
С этого дня я действительно стала вполне самостоятельной распорядительницей журнала, тем более что заведовавший отделом вскоре после этого покинул Экспедицию и его место занял другой рабочий-наборщик. Это был достаточно культурный человек, вполне доверявшей моему опыту и знаниям, и скоро у меня установились с ним, как, впрочем, и со всеми другими представителями отдела и фабкома, самые лучшие отношения.
О доверии ко мне не только как к редактору можно судить из того, что, будучи в большинстве «партийными», при мне жестоко высмеивали коммунизм и власть, называя себя «сахариновыми» коммунистами.
— Но зачем же вы вошли в партию? — спросила я однажды.
— Чтобы спасти фабрику от развала. Если бы среди ее рабочих не нашлось своих коммунистов, прислали бы со стороны чужих — и тогда у нас начался бы тот же разгром, что и всюду, да и мы бы, пожалуй, не уцелели.
Вообще, как пришлось мне убедиться впоследствии, среди служащих и рабочих Экспедиции приблизительно до 1924 года царили самые реакционные настроения, и мне не однажды приходилось слышать:
«Белые придут, возьмем оркестр и пойдем во главе с вами встречать их».
Такие веяния были, конечно, хорошо известны находившимся среди рабочих чекистам, но… Экспедиция производила деньги, вырабатывала для них бумагу, и за нею до поры до времени усиленно ухаживали, глядя сквозь пальцы на ее отвлеченные грешки.
— Мы теперь сила, — смеясь и не без самодовольства сказал мне как-то председатель фабкома. — Забастуй мы надолго — чем бы платить стали армии и рабочим? Разом бы коммуне конец пришел.
— Отчего же вы не сделаете этого?
— Духу не хватает, потому еще до конца коммуны вся фабрика к стенке бы стала.
Приобщившись к культурным интересам и жизни рабочих и дивясь их равнодушию к затеянному ими журналу, я скоро узнала, что заставило издавать его.
«Чтобы втереть очки начальству (власти). Пусть видят, как энергично взялись мы за проведение на фабрике культуры».
Мало интересовала рабочих и возможность помещать в отведенном для этого отделе журнала свои произведения, хотя я приказала расклеить на фабрике анонс, приглашавший «желающих развивать свои литературные дарования являться ко мне».
Пришли очень немногие, и среди предложенного мне материала не было ни одного не только талантливого, но даже просто хорошо грамотного рассказа или стихотворения.
Зато по темам можно было судить, как «отстали» рабочие этой фабрики от коммунистического настоящего. Молодежь писала о любви и розах, а старики об ушедшей молодости и о смерти.