Загадка Ленина. Из воспоминаний редактора (Аничкова) - страница 88

Злата я жажду, но если бы боги
Вздумали жажду мою утолить, —
В нашем советском раю все дороги
Сводятся к счастью: поесть и попить.

Конкурсную тему «Добровольный раб» начали со следующего:

О рабстве, даже добровольном,
Немало можно бы сказать,
Рабов и вольных и невольных,
В СССР несметна рать,
Но тянет вольный дух и ныне,
Как встарь, к запретному плоду, —
А потому-то о свободе
В коммуне речи я веду.

Вызвавший горячие споры разговор о переходящих в красный лагерь писателях был закончен моим экспромтом:

Было в Красной: «по декрету,
Каждый, созданный двуногим,
Подчиняясь вождя завету,
Должен стать четвероногим».
Вольным нет преград идеям —
Отросли хвосты, «что надо»,
И завились черным змеем
По проспектам Ленинграда.
Появились прибавленья
И у страждущих поэтов
И иные, в озверенье,
Стали петь… дела Советов.
Стыдно! можно стать хвостатым,
Но, душою не виляя,
И в аду, СР проклятом,
Жить мечтой о царстве рая.

А насколько мысль каждого была прикована к окружающему быту, насколько пронизаны им — как говорил мне некогда Воровский — все области жизни, можно судить из того, что даже в экспромтах, вызванных флиртом, упоминались коммуна, Коминтерн и т. п.

Девять лет уже коммуна
Ждет паденья капитала,
Целый год от некой дамы
Ждет того же дерзкий Вала[101].
Но взамен побед желанных
Им судьба дала уроки,
Покарав, как подобает,
Непристойные пороки.
Стойче крепостей и танков
Осаждаемая дама:
Не берут ее атаки,
Нипочем ей волчья яма.
Нет солидного успеха
В темном дельце и коммуне,
И попытки мир ограбить
До сих пор, остались втуне.
И покуда Коминтерну
Снится сдача капитала,
О паденье некой дамы
Так же тщетно грезить Вала.

Резкий отпор встретило предложение взять темой конкурса “Le roi est mort — vive le roi!” — Что вы, что вы! Такая тема, теперь… Прямо к стенке угодишь, если прослышат.

Да, попробуй крикнуть «vive»
Новому владыке:
Вмиг закончишь бытие
Ты на этом крике.

И эта связанность в поступках, в мыслях, в темах произведений, боязнь провокации повели к тому, о чем необычайно метко сказал на последнем перед моим отбытием за границу вечере поэт Н.

Памятка о вечере Шестого марта
К нам заглянула Мельпомена
И Терпсихорочка, с огнем,
И ужин был в три перемены,
А «бог»… отсутствовал на нем.
Его мы ждали до рассвета,
Уже смыкал нам очи сон.
Но по Фонтанке ночью этой
Промчался мимо Аполлон.
В сердцах смятенье и заминка…
Скажу вам то, что на уме:
Была поэтов вечеринка
Спектаклем в каторжной тюрьме.

Зато рабочие в течение этих лет настолько «окультурились», что перестали уже писать о розах. В эти дни молодой веселый парень принес мне «стишок, писанный под Пушкина, хоть и о другом, чем у него. Может, прочтете где на вечере».