За маленьким оконцем луна серебрила снег на поляне перед избой и освещала далекие вековые сосны. Лунный свет отражался несказанной грустью бликами на полу скромно обставленной свет е лки. Посередине комнатки стояла детская кровать, любовно вырезанная умелыми руками мастера. Ребенок только что заснул, и молодая мать, стоя в нижней рубашке босиком, хотела уже прилечь рядом на лежанку, устланную звериными шкурами, как сзади послышались осторожный скрип половиц. Прасковья замерла от страха в предчувствии чего-то. Левая рука пришельца осторожно дотронулась до налитых грудей, а правая шершавой ладонью обхватив голые колени, стала медленно ползти вверх, скользя по бедру. Парася пыталась что-то сказать, но голос застрял в ее горле. Свекор уже, горячо дыша, обнимал ее голое тело. Тоска по мужской ласке затмила все чувства протеста, и она расставила пошире свои голые ноги.
Утром Прасковья, отводя взгляд от домашних, старалась замучить себя работой, думая, что все узнали о ее позоре.
Александр Архипович спозаранку поехал за дровами на дальнюю заимку, где с лета стояла заготовленная поленница дров, взяв с собой верного Рогдая — черно-белую лайку.
К вечеру Прасковья не находила себе места в ожидании свалившегося на нее ужаса новой встречи с обезумевшим от страсти свекром. И точно, когда весь дом затих во сне, Александр Архипович прокрался в комнатку Прасковьи. На этот раз похотливый старик с большим трудом овладел невесткой, которая не ответила на его ласки, твердо решив изменить отношения с родней мужа.
Прасковье было мучительно больно и погано на душе за вчерашнюю слабость. Она молила бога простить ее и заступиться перед любимым Алешей.
И, как будто, мать божья услышала ее мольбу, наказав пакостника, у которого взыграла татарская кровь далеких предков.
Было ещё темно, когда Александр Архипович после размолвки со свекровью стал собираться на розвальнях за сеном, собранным на дальних укосах в местах топких озер. Взяв, как всегда, ружье и любимую черно-белую лайку, Архипыч на Буланке направился в сторону зимующих копен. Собаку, чтобы она не выбилась из сил, ныряя в сугробах, хозяин посадил в легкие санки. Снег скрипел, и на душе от слаженной трусцы Буланки было спокойно. Почти рассвело, когда они подъехали к копнам, огороженным жердями от возможного посещения лосей и косуль. Александр Архипович подготовил сани и начал укладывать душистое сено. Шустрая лайка, обнюхивая ближайшие кусты, стала постепенно заходить с опушки вглубь чащобы. Вековые сосны в причудливых снеговых нарядах, как бы, наблюдали за трудом непрошеных гостей. До слуха Архипыча донесся знакомый лай, который переходил на злобные ноты. Зверь, — подумал бывалый охотник. Вскинув ружье, он направился на зов собаки. Из-за могучей ели Архипыч увидел снежный завал, торчащие коряги которой облаивала собака. Опытный охотник сразу определил — берлога. Она приметна и тем, что сверху из небольшой снежной впадинки струился парной воздух. Не время, — подумал зверобой, но резвая лайка, увидев хозяина, взобралась на вершину завала и сунула морду в логовище спящего медведя. Все произошло в считанные секунды. Собака провалилась, послышалось сопение, рык, страшный рев и собачий визг. Неожиданно из дыры показалась морда собаки и передние лапы. Собака скатывалась с вершины логовища, таща за собой кроваво черные кишки, которые выпадали из распоротого живота.