А после бани, пили с хозяевами кофе с ликерами, и разговор — Баст его не инициировал, но был таким поворотом беседы вполне доволен — зашел о последних событиях в Чехословацкой республике.
— Если бы вы видели то, что видел я, — Вольфганг Шенк, зять хозяина дома, оказался весьма эмоциональным и легко возбудимым субъектом, но он знал, о чем говорит, и за это ему многое можно было простить. — Если бы вы только видели, Себастиан! В Кульмбахе и окрестностях мы развернули пять временных лагерей для беженцев. Люди уходят из долины Егера в чем были, без денег и вещей…
— Это их выбор, Вольфганг. — А вот Матиас, шурин герра Шенка, был более сдержан. — Их никто не заставлял бежать с родины. Они ведь там всегда жили…
— Но не всегда были меньшинством. — Возразила Кайзерина, с благодарной улыбкой принимая поднесенный Бастом огонь. — Как подданные австрийской империи они принадлежали к правящей нации. Но в восемнадцатом году…
— О, да! Восемнадцатый год. — Клаудиа фон Фогельвейзен перевела взгляд на окно гостиной, словно ожидала увидеть там трагические картины прошлого. — Вы, молодежь, даже представить себе не можете, что мы пережили, когда рухнули устои, и под руинами двух империй исчезла наша прошлая жизнь.
«Н-да, вишневый сад…»
— А с той стороны что-то есть? — Спросил Баст вслух и пыхнул сигарой.
— Рейхенберг еще держится. — Ответил Вольфганг. — А из Егера и соседних городков отряды фрайкора ушли в горы, но если чехи не прекратят творить насилия, наверняка последует новый взрыв.
— Не думаю. — Покачал головой Матиас. — Люди напуганы… Если они уходят в Германию, значит не верят, что что-то еще можно сделать.
— Почему же мы не вмешиваемся? — Спросила Петра — жена Матиаса.
— Потому что чехи сильнее. — Пожал плечами Баст. — Сейчас они сильнее, — объяснил он удивленной его словами Вильде. — У них не было ограничений…
— Вчера в Рейхстаге выступал рейхсканцлер… — Баст сразу же обратил внимание, что Матиас не называет Гитлера по имени, и фюрером не называет тоже. — И хотя он был весьма красноречив, по сути, его выступление сводилось к констатации простого факта: мы ничего не можем, а другие — прежде всего англичане — ничего для нас, немцев, делать не хотят. Не говоря уже о французах.
— Да уж, Матиас, лягушатники очень болезненно отреагировали на нашу попытку денонсации Локарнских соглашений. — Напомнил Баст. — Возможно, Судеты, как и щелчок по носу «цыганскому капралу» в Рейнланде — это наша плата за возвращение Саара.
— Возможно,… но согласитесь, Себастиан, как все это не вовремя.
— Да, — кивнула Кайзерина, только что пригубившая ликер, налитый в хрустальную рюмку. — Им бы стоило подождать пару лет, и все могло бы случиться по другому.