Да, жаловаться женам не пристало,
Но мужа я себе не выбирала.
За что, скажите, жизнь ко мне жестока?
Он стар, и страшен, и к тому же выпивоха.
Вот так-то.
Не сегодня, так завтра она уйдет. Не зря же потребовала снять ошейник.
Десять лет вместе… Много и ничтожно мало.
Это были счастливые годы. Не все и не всегда было гладко — у меня скверный характер, да и сеньорита не сахар. Но мы вместе учились не превращать семейную жизнь в поле боя.
Помню, первое время после печального знакомства с кинжалом Марко, еще до того, как я обзавелся протезом, все время порывался что-нибудь сделать отрубленной рукой. Открыть дверь или перелистнуть страницу в книге.
Вот и сейчас так же. Я постоянно вспоминал наши общие шутки, ловил себя на желании рассказать что-то Франческе и унимал порывы купить ей какую-нибудь мелочь.
Все равно не примет. Подарки она швыряла мне в лицо с таким видом, будто я предложил ей переспать за деньги.
Мне не хватало Франчески по ночам и не хватало днем. Ее голоса, улыбок, искреннего интереса, ненавязчивой заботы. Ее ласк, поцелуев, стонов, нашей любимой игры в маленькую ханжу, когда она сопротивлялась, чтобы сдаться.
К хорошему быстро привыкаешь. И начинаешь воспринимать как должное, к сожалению.
Она уйдет. И я мог бы остановить ее. Снова надеть ошейник, запереть, заставить.
Но я помнил уроки прошлого.
Десять лет назад я отпустил Франческу, а она простила и осталась со мной. Я бы не простил на ее месте. Ошейник в первую очередь.
Судьба — жестокий кредитор и всегда берет свое с процентами. Пришло время платить. «Я жить без тебя не могу» — просто красивая фраза. Жить нельзя без воды или воздуха. Без пищи тоже сложновато. Но без другого человека прожить можно всегда. Боль проходит, заживает брешь, оставленная в душе, и можно делать новые глупости. Снова влюбляться, привязываться, делить с кем-то мгновения в тщетных попытках заполнить пустоту иллюзиями.
Наверное, вырвать сеньориту из мыслей и памяти будет сложнее и больнее, чем избавиться от паскудного вьюнка. Но время лечит все. Однажды мне станет все равно, и это будет не онемение первого шока, а просто равнодушие, подобное тому, с каким я сейчас смотрю на Ису.
За что, скажите, жизнь ко мне жестока?
Ах, если б он скончался раньше срока…
Я с трудом разжал пальцы. Равнодушно отметил про себя, что надо бы заменить косяк. Пять ровных вмятин на полированном дереве слишком бросались в глаза.
Дожидаться последних строчек песни я не стал. И так отлично помнил, что дальше шло откровение про милого дружка, с которым втайне от обрыднувшего благоверного кувыркается лирическая героиня.