— Я немного боюсь собак, — честно призналась я.
— А как же ХыльХыль? — приподнял одну бровь Химчан.
— Откуда ты?.. Хотя, чему я удивляюсь. — Неужели он, на самом деле, оправдывая мои подозрения, продолжал следить за мной и интересоваться мной всё прошедшее время? Как это нелепо, досадно, приятно и в то же время страшно. Страшно обидно за него. — ХыльХыль… разве это собака? Это собачечка.
— Если разозлить, даже самое малое животное может за себя постоять и стать опасным, — он опустил голову в сторону телевизора и выключил его. Я опустила взгляд на его белую свободную футболку без надписей, вроде «Я люблю Нью-Йорк», как это модно. Всё в нём всегда было максимально строго, без излишеств и глупых ненужностей.
— Например, шиншиллы? — резко подняв взгляд, он блеснул им, упершись в меня так, словно я задела его мужскую честь. Чернота очей переливалась переизбытком непонятных мне эмоций, брови чуть сползли к ним, и застывшая поза показывала, что он знает, что ответить, но не хочет, ища другие варианты. Я молчала, потому что ждала его реакции именно на эту реплику. Постепенно отмирая, Химчан ровно встал и, продолжая наблюдать за мной, медленно и еле заметно улыбнулся.
— Ты переняла мои привычки разведывать всё о людях?
— Это вышло случайно. — Я не собиралась рассказывать, как малолетняя влюбленная в него оторва хотела побить меня в государственном учреждении. Но я была ей благодарна за это. Всё, что она мне высказала, подтверждалось тем, что я здесь видела. Но даже этот безобидный парень напротив, которого хотелось пожалеть, внушал мне прежний страх, поэтому я не могла просто расслабиться и поговорить по душам. За одной его личиной всегда могла оказаться другая.
— Так зачем же ты приехала? — задал решающий вопрос Химчан. Слишком быстро и грубо, я не была готова.
— Я приехала… Я приехала, чтобы ты перестал сам себя мучить. — сказав начало, я почему-то не смогла остановиться. — Если ты считаешь, что это я мучаю тебя или виновата в чем-то…
— Я никогда так не думал, — оборвал меня он. — Я никогда ничего от тебя не требовал. Разве требовал? Нет.
Он произнес это с поразительной самоотдачей, без какого-либо желания покрасоваться или продемонстрировать своё благородство. Он будто извинялся за что-то, хотя вещи, о которых мы говорили… за них, наверное, всё же в пору было извиняться мне. Но если подумать ещё лучше, то виноватых нет вовсе.
— Тогда почему? — я взмахнула руками. — Почему ты несчастлив и продолжаешь вникать в мою жизнь? Если тебе от меня ничего не нужно и ты не борешься — я не призываю, я просто говорю об этом, как о положительном, скорее, факте, — если ты знаешь, что я принадлежу другому и между нами ничему никогда не быть, почему ты держишься за это?