— А как его остановишь? — Джек поднялся и взялся за спинку стула. — Флоренс, у нас автобус через пару часов. Я, пожалуй, пойду прилягу.
Мы смотрели, как он медленно идет к выходу из столовой, сутулясь под тяжестью лет и мыслей. Может, это морской воздух так действует? Здесь постоянно ощущаешь усталость, будто соль вытягивает из тебя энергию. Я поглядела на Элси:
— Ты тоже хочешь пойти полежать?
— Конечно нет! А ты, гляжу, забыла, да?
— Забыла что?
Она подмигнула мне:
— Попрощаться с морем!
Мы прошли мимо ларьков, где продавали тянучки и толстые палочки-леденцы, мимо раковин, бус и открыток. Почти до самой лестницы аббатства. Здесь на мощеных улочках прятались магазины, ожидая своих путешественников.
— Помнишь, мы часами решали, что увезти с собой домой?
— В этом мы почти не изменились. — Я поглядела на часы. — Но задерживаться не будем, иначе мисс Амброуз хватит удар.
Элси залюбовалась витриной художественного салона.
— Пожалуй, я куплю пейзаж, — решила она. — С видом залива или с пляжными домиками.
Мне сразу вспомнилась пустота возле двенадцатой квартиры и звон разбитого стекла о металл мусорного контейнера.
— А я нет, — отрезала я.
— Почему? Как могут не нравиться пляжные домики? Они выстроены линией, напоминающей улыбку!
— Печенье в жестяной коробке, — постановила я. — Это практичнее.
— Отдых — не время быть практичной, Флоренс. Прибереги практичность на весь остальной год.
Мы подошли к витрине с гагатом из Уитби — гладким, черным, отполированным до зеркального блеска. Серьги и ожерелья, браслеты и кольца точно приветствовали нас со своих подставок.
— Какой красивый камень, правда? — восхитилась Элси. — Гагат из Уитби!
Я не отрываясь смотрела на витрину.
— Тоже окаменелость.
— Как так?
— Представь себе. Окаменелое дерево. Тысячелетнее существо, которому резец придал узнаваемую форму.
— Откуда ты знаешь? — спросила Элси.
— Читала, — отозвалась я, — в журнале. В Викторианскую эпоху гагат считался единственным украшением, подобающим дамам в трауре. — Я указала на брошь в углу витрины: — Хотя как такая красота может ассоциироваться со скорбью, выше моего понимания.
— Может, это помогало им смириться с потерей, показывая, что даже такая древность по-прежнему существует?
— Ну, может, — согласилась я.
Брошь смотрела на нас из витрины. Это был идеальный круг, безукоризненный, сияющий и черный как смоль, вечный пленник блестящей оправы — серебряного витого шнура.
— Ну, побалуй себя! — предложила Элси. — Будет на что поглядеть!
— Вряд ли.
— Отчего же нет? Тебе ведь понравилась брошка!
— Это подарок любимым, себе такое не покупают. К тому же я не ношу украшений.