— А ведь, поди, не чаяли и живы быть, — проговорил он, обращаясь к новгородцу Михайле и к двум другим дружинникам, ожидавшим от князя приказаний. — Вот видите, ребятки. Ничего, поратоборствуем ещё с вами!
Вдруг лицо князя дрогнуло и исказилось от боли. Александр схватился руками за живот. Лоб у него мгновенно вспотел. Лицо потемнело. Боль была такая, как если бы лезвие бритвы скользнуло где-то глубоко, в недрах тела, располосовывая кишки... Невский застонал...
Бережно поддерживая и давая ему ступать, как только боль внутри чуть отпускала, его подвела к раскладной походной кровати, покрытой мехами, и уложили не раздевая...
Александр старался перевести дыханье, как только боли стихали, и тогда лицо его прояснялось. А потом снопа как бы чья-то незримая рука проводила внутри у него раскрытой бритвой, доколе не исторгала у князя стон, — и вновь отпускала...
Чтобы хоть немного утишить боль, Александр стал дышать открытым ртом... И вдруг не выдержал и опять застонал...
Михайла кинулся добывать какого-то монаха, который был сведущ во врачеванье...
Александр умирал. Тесная келья наполнялась иеромонахами в чёрных одеяниях. Его исповедали и причастили. Готовили государя к предсмертному постриженью в монашеский чин, к принятию схимы[56]. И самая схима — черпая длинная монашеская мантия, и наголовник — куколь — чёрный и островерхий, с нашитым спереди белым осьмиконечным крестом, были уже освящены и покоились наготове...
Старик архимандрит, присевший на табурет возле одра умирающего и склонившийся над головою князя, дабы приуготовить его к спокойному принятию кончины через пастырское увещание, заговорил было о тленности суетного и маловременного жития века сего...
Невский, досадливо поморщась, запретительным движеньем приподнял исхудавшую руку и остановил монаха.
— Довольно, отец честны́й! — негромко произнёс он. — Смерти я не страшусь, смерть — мужу покой! Всю жизнь с нею стремя в стремя ездил!.. Но о том досадую: разве время мне ныне покой принять? Нет мне настольника крепкого!..
Он замолк... Игумен сидел возле его постели, шепча молитвы...
...Могучие дружинники старались ступать неслышно, на цыпочках, прикусывая губу. Взглянув друг на друга, они молча сотрясали головами.
Александр увидал их. На устах его прошла тень отцовской улыбки. Затем лицо его стало опять суровым. Он угадывал, что архимандрит и другие монахи, с трудом скрывая своё нетерпение, ждут, когда же наконец можно будет приступить им к совершению предсмертного обряда, обязательного для царей.
— Отец честный, — снова тихим, но властным голосом обратился он к архимандриту, — повремените ещё немного: скоро