Греки и иррациональное (Доддс) - страница 143

Но если это так, почему же все-таки там были птицы? Возможно, потому, что само их присутствие являлось фюлаке. Орнитес, без уточнения описания, — обычно домашняя птица, катойкидиои орнитес (ср. L.-S., s. v.). Домашняя же птица, как указывал Кюмон,[1081] когда ее завезли в Грецию из Персии, сохранила и титул священной птицы, гонительницы тьмы и, следовательно, демонов.[1082] Плутарх, к примеру, знает, что кюнес кай орнитес принадлежат Оромазду (Ормузду).[1083] Может ли не быть вероятным, что в этом вопросе, как и в своем культе огня, теургическая традиция сохранила следы иранских религиозных идей и что если уж не египетский жрец, то по крайней мере Порфирий думал о функции птиц как апотропаической[1084] и об их убиении как грубом нарушении небесных порядков? Есть одно позднее свидетельство, поддерживающее это предположение: так, мы узнаем из Прокла, что петухи — солнечные существа, μετέχοντες καί αυτοί τοΰ θείου κατά τήν εαυτών τάξειν, а также то, что ήδη τινά τών ηλιακών δαιμόνων λεοντοπρόσωπον φαινόμενον, άλεκτρύονος δειχθέντος, αφανή γενέσθαι φασίν ύποστελλόμενον τά τών κρειττόνων συνθήματα.[1085] [«... они и сами участвуют согласно своей природе в явлении божества... кто-то из солнечных даймонов является в обличье льва, а когда показывается петух, говорят, что при его исчезновении благоприятные знаки исчезают»].

Прокл высокопарно определяет теургию как «силу, превышающую всю человеческую мудрость, дающую дар пророчества, очищающую ступени посвящения — словом, в нее включены все действия, имеющие отношение к божественной одержимости» (Theol. Plat., p. 63). Ее вполне можно понять как магию, которая приспособлена к религиозным целям и которая основывается на априорном религиозном откровении. Там, где вульгарная магия использовала религиозные имена и формулы для профанных целей, теургия пользовалась процедурами вульгарной магии в религиозных целях: ее телосом было ή προς τό νοητόν πυρ άνοδος [«целью было восхождение по умопостигаемому огню»] (de myst. 179. 8), что позволяло ее приверженцам избежать эймармене (ού γάρ ύφ' είμαρτην άγελην πίπτουσι θεουργοί [«ведь теурги не относятся к толпе, над которой властвует судьба»], Or. chald. p. 59 Kr.; ср. de myst. 269. 19 сл.) и гарантировало της ψυλής άπαθανατισμός [«бессмертие души»] (Procl. in Remp. I. 152. 10).