— Ха-ха!
— Итак, как только я выбрался оттуда, то немедленно забросил поэзию и творческие муки подальше.
— Не вижу ничего плохого в творческих муках, — возразила я, поскольку мне был очень симпатичен образ Гаса-поэта.
— А я вижу, Люси. Это скучное и малопочтенное времяпрепровождение.
— Да? А мне нравятся творческие, мятущиеся личности…
— Нет, Люси, ты должна пересмотреть эту точку зрения, — твердо сказал Гас. — Я настаиваю.
— А какие твои родители? — спросила я, меняя тему.
— Хуже всех — мой отец. В нетрезвом состоянии он превращается в чудовище. А в нетрезвом состоянии он находится почти постоянно.
— А твоя мать?
— А она ничего не делает. То есть она много чего делает — готовит, стирает и все такое, но она не делает ничего, чтобы братья и отец нормально себя вели. Думаю, она боится. Зато она много молится. И плачет — это наше фамильное свойство, мы очень плаксивый народ.
— А сестры у тебя есть?
— Две, но они давно не живут с родителями. Элинор вышла замуж в девятнадцать лет за мужчину, который годился ей в дедушки. За Фрэнсиса Кэссиди из Леттеркенни. — Гаса явно развеселило это воспоминание. — Он только один раз приходил к нам на ферму — чтобы попросить руки Элинор. Наверное, зря я тебе об этом рассказываю, потому что ты сочтешь нас настоящими дикарями, но мы всей толпой прогнали его. Мы даже пытались спустить собак на бедного старика Фрэнсиса, но они отказались кусать его: боялись заразиться чем-нибудь, по-моему.
Гас пристально посмотрел мне в глаза:
— Мне должно быть стыдно, да, Люси?
— Нет, — чистосердечно сказала я, — ты очень смешно рассказываешь.
— Я знаю, это было не очень гостеприимно с нашей стороны, Люси, но у нас совсем не было развлечений, а Фрэнсис Кэссиди — гораздо хуже любого из нас, поверь мне. И еще у него, должно быть, дурной глаз, потому что после его визита куры не неслись четыре дня, а у коров не было молока.
— А что случилось со второй твоей сестрой?
— Эйлин? Она исчезла. Никто из местных парней не взял ее замуж — наверняка всех распугал Фрэнсис Кэссиди. Мы заметили, что ее нет, только когда не получили завтрак — тогда как раз был сенокос, и мы рано вставали, а Эйлин должна была готовить нам еду.
— И куда она уехала?
— Не знаю. Скорее всего, в Дублин.
— И что, никто не искал ее? — спросила я негодующе. — Неужели никто не волновался о том, где она и что с ней?
— Еще как волновались. Завтрак-то с тех пришлось готовить самим.
— Как так можно? — окончательно расстроилась я. История Эйлин произвела на меня куда большее впечатление, чем Фрэнсис и собаки. — Это ужасно, просто ужасно.