— Мне говорили, ты любишь читать, Алисия, — сладко улыбаясь, припевал братец, — и смотри — твой личный вход в библиотеку!
Точно из секретарской переделывали. «Твой личный вхо-о-од», ой-ой!
Я для вида повосхищалась, выпроводила братца и потребовала ванну. Посмотрела на кислые рожи прислуги и привлекла к моему мытью духов.
В целом, возращение в родовую обитель прошло довольно… мягко. Ужин был вкусным, я — чистой (наконец-то! В трактирах ванну так запросто не достанешь) книга на ромульском перед сном — интересной. Жизнь прекрасна. В библиотеку я зарылась уже на следующий день и так там и угнездилась.
Что творил братец со своей политикой, я знать не хотела, хотя он пару раз присылал ко мне слуг — поучаствовать в приёмах послов. Ха, я тут вся в переводе — пусть сам участвует и принимает.
Я впитывала в себя знания, как губка — как после смерти Максимилиана. Книги — единственная отдушина, где меня, чёрт возьми, никто не трогал. Где не было людей, таращащихся на меня и бледнеющих от ужаса, не было монахов с их сверкающими крестами и мужчин с их «какая же ты, Алисия, красивая» тоже не было. Книгам было плевать на меня — идеальный, похоже вид отношений. И книги, если их вскрыть, взломат, ь как замок — язык, сложный стиль, бездну ненужного текста — давали оружие. Зелья, обряды, заклинания.
И, как и раньше, я пыталась понять, кто я.
Духи летали по библиотеке и отправлялись далеко за её пределы, за пределы дворца — я даже в монастыри их пару раз посылала.
Так прошёл месяц. И, наконец, пыльная и довольная, я получила «ниточку», о которой мечтала. В одной церковной книге, жутко ветхой и чуть не рассыпавшейся в пыль прямо у меня на руках, кроме молитв и житий святых описывался колдун, одержимый демоном. Этот колдун, как и я, умел убивать, не используя ни оружие, ни заклинание. Автор-монах, описывая его, перебрал с десяток нелицеприятных эпитетов, но так и не дал имени колдуна. Но я внимательно записала примерные годы жизни «проклятого» и принялась искать ещё упоминания о нём.
След таинственного чернокнижника нашёлся ещё в четырёх книгах. В одной даже был его портрет — уж не знаю, насколько точный. Художник очень старался показать чудовище, но у него не получилось. Может, из-за предвзятости, но я видела усталого юношу лет двадцати, красивого, как бог. По словам монахов, «юноше» было хорошо за сотню и вообще он почитался бессмертным, ибо жил долго, пока «дьявол не забрал его в Преисподнюю» (подозреваю, особо умелый клирик поспособствовал) и виделся современникам чуть ли не мировым злом и посланником этого самого дьявола. «Проклятому» тоже подчинялись духи. Разные авторы говорили о нём как о демонологе — значит, не только духи. Как выразился один монах: «Любая тварь, затаившая зло, попадала под его волю, любого грешника он очаровывал и вгонял ещё в больший грех». Как мило! Никакой практической пользы для меня это не несло, но жить, зная, что раньше такие уроды, как я, уже рождались, было как-то легче.