– В моем мире, – нехотя сказал я, – есть место не только мраку. Хочешь увидеть Элизиум?
Она нерешительно приняла протянутую руку.
Колесницу я приказал подготовить загодя.
Переход случился как всегда, незаметно – без разбавления мрака до сумерек. Была тьма с багрянцем – и тут же в глаза брызнул свет (я скривился, а Персефона охнула). Были скалы – и тут все проросло зеленым. Я остановил колесницу на границе владений Стикс, покосился на солнце, замершее в небе, сжал руку жены в своей и шагнул – в напоенный ароматами воздух, из которого сочилось блаженство.
Солнечные зайчики безмятежно прыгают в траве. Лепестки цветов распахивают объятия: приди и обними. Птицы, кажется, сейчас лопнут от сладкозвучного пения.
Ручеек журчит – с кифарой Аполлона соревнуется.
И смертные в светлых одеждах водят хоровод – вон, неподалеку, на лужайке, юноши и девушки. А, там еще кто-то поет.
Сводит скулы привычная судорога.
Одно хорошо – Персефона окончательно ожила. Вся подалась вперед, распахнулась навстречу солнцу, зелени, людям… Ловила губами ароматный воздух – будто поцелуи возлюбленного. Румянец выступил на щеках.
– Как хорошо! – повернулась, взглянула на меня, осеклась…
Да разомкни уже губы, невидимка, у тебя ж такая гримаса ни лице, что птицы сейчас на сто шагов в округе передохнут.
Хотя здесь – это вряд ли.
– Можешь приходить сюда… когда захочешь. И оставаться, сколько тебе вздумается.
Она смотрела с недоверчивой полуулыбкой. Не верила, что угрюмый муж, Аид Безжалостный способен сделать такой подарок – просто так, без подвоха.
Правильно не верила.
– А ты… ты совсем сюда не заходишь? – я покачал головой. – Почему?
– Не хочу.
Пусть думает, что тут для меня слишком много солнца – это вполне отвечает ее представлениям обо мне.
Напоследок я сказал, что возвращаюсь к делам – чтобы получилась одна сплошная ложь. Не знаю, слышала ли она, она в мыслях уже летела туда, где раздавался смех, гуляли чаши с вином, плелись венки…
Уходя, я видел, как она закружилась в танце, но не стал останавливаться и наблюдать. Эта картина – она со счастливой улыбкой на фоне мертвых декораций, созданных отцом, застывшего времени – была страшнее моей свадьбы.
Возвращаться к делам не стал. Уселся на камень во владениях Стикс – во тьме Эреба, на берегу священной реки, совсем узкой у истоков. Черные воды дышали льдом. Издалека – отсюда Флегетон не был виден – поднималось багряное зарево.
За спиной исходил на счастье Элизиум, и где-то там была жена… некстати представилось, как мы выглядим сейчас – олицетворения жизни и смерти. Она – юная, счастливая тем, что просто видит солнце, танцующая в зеленой траве – и я…