– Жизнь смертного, пусть даже басилевса, не бестревожна, о Железнокрылый! Подданные недовольны войнами. Если я не веду войн – они недовольны миром. Чуть только кто навлечет на нас гнев Деметры или Гелиоса – как я слышу: в засухе и недороде виноват басилевс! К тому же моя жена – бессмертна, я же… Есть ли смысл дряхлеть на ее глазах? – Сизиф глядел не на жену, куда-то вдаль, но щеки его пылали. – О нет, если Мойры вздумали перерезать мою нить – я буду достаточно умен, чтобы не скорбеть о неизбежном! Оплакивать то, от чего нельзя уйти? Так поступают глупцы. Я – радуюсь, что скоро глоток Леты избавит меня от тревог и невзгод, от ноющей по вечерам спины и выпадающих в старости зубов… И если Ананка решила одарить меня исходом сейчас – кто я, чтобы не принять этот дар с благоговением и счастьем?! Кто я – чтобы не встретить как подобает посланца этого дара?!
Посланец дара Ананки с кривой улыбкой поднял свою чашу к губам.
– За тебя, басилевс, –сказал он тихо. – Я лишь вестник, и не мне решать… но я пью за то, чтобы твоя участь после Леты была отрадной.
Сизиф едва осколками не рассыпался богу смерти под ноги. От благодарности. Но как-то сдержался, затрясся только, голосом задребезжал, что примет любую волю Владыки.
Гость, услышав о Владыке, зябко звякнул крыльями. Подвинул царице пустой кубок, который она поспешила наполнить.
– Будут ли они веселиться о тебе после? Когда я возьму прядь твоих волос? Когда твоя тень отправится к ладье Харона, а плоть сгорит? Ты, –он перевел взгляд на царицу, и она метнулась в сторону, словно стараясь уйти от свистящего в воздухе лезвия, –будешь радоваться о нем?
– Нет, господин мой, –тихо ответила дочь Атланта.
Сизиф нахмурился, сделал раздраженный жест, но Танат качнул чашей – пусть говорит.
– Нет, господин мой, я буду рыдать над его телом, рвать на себе волосы и бросаться в костер, –Меропа говорила ровно и тихо, задумчиво улыбаясь. – Отведай этих фиг в меду: они особенно удаются поварам…
Танат не притронулся к блюду с фигами.
– Почему?
– Потому что я бессмертна… и слаба. Потому что я буду плакать не о том, кто получит вечный покой на берегах кристальной Леты – а о нашей разлуке, которая будет длиться вечно. Ведь я никогда не смогу последовать за ним. Я буду плакать о себе и о моей любви, которой суждено остаться в одиночестве!
Танат качнул головой, принимая ответ. Молча осушил еще кубок – не касаясь еды, думая о чем-то своем, и дочь вещего Атланта, Меропа с ужасом вглядывалась в точеный профиль гостя…
О чем может задуматься смерть?!
– Значит, –сказал подземный посланец,