И повсюду сцены из жизни богов – на тканях, на щитах стражи, на амфорах, на мозаике стен… на колоннах – и то выложены. Благопристойные, героические сцены – Зевс побеждает Тифона, Аполлон разит дракона Пифона, Посейдон правит своей колесницей среди шумных волн, Артемида карает Актеона за то, что посмел увидеть ее обнаженной… Ах, вот еще и лепнина, и изваяния – Афина, Гера, снова Зевс…
Не дворец – олицетворение почтения к богам. А под этим олицетворением – подвал…
Подвал.
Когда ноги успели притащить меня к полуоткрытой двери здешнего подземелья? Да еще по местным ветвистым коридорам?!
– …беда для всех!
– Что ты там делала?!
Сизиф и его жена, Плеяда Меропа перерекались в коридоре. Орали во весь голос, не стесняясь – не в гостях, небось. Охрана – четверо лапифов, которым вскоре предстоит стать дворнягами – отошла по коридору подальше и притворилась дубами. У древолюдей этот трюк проходит хорошо, с Титаномахии помню…
– Освободить его хотела? Ну?! Освободить?!
– Молила о милости!
Меропа, дочь Атланта, сверкнув глазами, сбросила с плеч руки мужа. И встала на миг во всем величии – дочь титанов перед смертным. Коридор стал теснее, лапифы скрючились и притворились уже горными дубами, я, невидимка, – и то сделал шаг назад…
– Я могла бы разбить его оковы, – шепнула Меропа, становясь снова только женой. – Это было бы разумно. Но с тех пор как я узнала тебя, – у меня нет ни разума, ни воли. Я забыла отца, сестер, забыла себя… Я не смогла бы предать тебя, потому что знаю, чью тень он возьмет первой. Поэтому я просто молила его не гневаться на то, что ты сделал. И отнесла немного воды.
– Выпил он?
Она горестно качнула головой. Тогда басилевс Эфиры, потянув за локоть жену, ласково сказал:
– Идем, – и шагнул в наполовину открытую дверь подвала, куда с недоверием поглядывали лапифы.
Ноги провели меня вслед за Сизифом и женой – не спрашивая хотения.
Сначала бросился в глаза клинок. Он стоял, прислоненный к стене, и это было неправильно, проще увидеть осветившийся Тартар или благодушную Геру. Этот меч не должен стоять – должен свистеть, отсекать пряди, лежать в ладони своего господина, на худой конец – болтаться на его поясе…
Вместо меча болтался его хозяин. Убийца висел посреди подвала, опутанный цепями, светлый металл которых глушил черное железо крыльев. Цепи крепились к дюжине прочных крюков на стенах и потолке.
Голова у Таната была склонена на грудь, как у спящего, глаза прикрыты.
– Смотри, – позвал Сизиф. – Смотри, Меропа! Ну, что ты горюешь? Чьего гнева боишься? Ведь это же – праздник! Даже на Олимпе нынче празднуют Жизнь – избавление от него!