– Не жизнь, – прошептала царица, – мы принесли не жизнь, а нарушение самими богами установленного порядка. Сначала этому радовались все, потом только глупцы, а умные молчали… Недалек день, когда заплачут уже и глупцы.
– Это говоришь не ты. Это… ах да, Макария. Бедненькая сумасшедшая. Не давай больной девчонке морочить тебе голову. Что? Она все о том же – люди без судьбы? Так посмотри на меня, посмотри! Моя нить перерезана Мойрами год назад, больше! Ты видишь потухшие глаза? Ходячего мертвеца? Ты думаешь – с нитью Мойры для меня закончилась жизнь?! Моя перерезанная нить вьется дальше – наперекор ножницам глупой Атропос! Надо мной не властна судьба – я обманул ее!
Ананка засмеялась за моей спиной нехорошим смехом. Дочь Атланта, Меропа тоже рассмеялась – горько, страшно.
Так, что с лица муженька ликование схлынуло.
– Ананки не минуешь, мой царь… ты просто не знаешь, что она готовит тебе. А я боюсь, что это что-то страшное. Боюсь…
– Чего?! Или ты думаешь – о нем восплачут? Его – его бросятся освобождать?! За него будут мстить?! Ну, и кто же? Боги Олимпа, которые ненавидят его и страшатся? Мать-Нюкта, которая все так же набрасывает свое покрывало на небеса? Белокрылый брат, может статься?! Чудовищам место в Тартаре или в цепях!
Разошелся Сизиф, побагровел. Праведным гневом накалился докрасна. Правда, на последних словах тон все-таки понизил. И покосился на скованного узника: как там, цепи не напряглись, крюки из стен не повыдергивались?
Нет, и лицо не дрогнуло.
Перед тем, как говорить дальше, басилевс вытащил жену в коридор.
– Я уже говорил тебе: какая здесь опасность? На Олимпе праздник. Пируют. Жертвы принимают как раньше. Они же понимают. Может, мне для этого и цепи достались. А он – чудовище. И у него нет никого, кто бы…
– Был.
Меропа была бледна. Смотрела на освещенную догорающим факелом стену. Будто, кроме тени беспокойного мужа и своей, могла увидеть третью.
Невидимки.
– Во время великой войны, Титаномахии… я слышала от своего отца о боге, который был дружен с Танатом Жестокосердным. И если ты навлечешь на себя его гнев – пощады будет меньше, чем от Судьбы…
Сизиф надул щеки, собрался было разразиться каким-то мудрствованием. И махнул рукой, усмехнулся – баба, что сделаешь! Удалился неспешно, с достоинством, подкручивая бородку и бормоча, что последний год покоя нет от жены, кажется, убьет своими нравоучениями… Хотя какое убьет, когда нет смерти – ха!
Меропа удалилась по подземному переходу в сторону гинекея. Лапифы перестали притворяться дубами (чуть-чуть – и корни бы пустили!), потопали не спеша закрывать массивную дверь на засовы…