Любимое в юности время года теперь ранило Соледад, и она хотела скорее пробежать эту пору. Потому ей и были дороги ночные часы – ночь в любое время года одинакова, чернота за окном не режет душу. Но они все не наступали, и застольная беседа, умело направляемая Машей, стала иссякать. Георгий рассказал несколько забавных историй, насмешил Игоря, но Соледад молчала и невольно вносила разлад в такое хорошее застолье. Она отвернулась от окон и поглядывала искоса на Георгия – ей хотелось, чтобы душа отозвалась наконец на его голос и движения.
Было ли возможно с Георгием то взаимопонимание, которое случилось с Н.? Она не знала. Правда, с Н. это вышло на телесном уровне, души не соприкоснулись, но ведь в браке без телесного все равно не обойтись. А тут – и души, и тела выдерживают дистанцию, одни лишь интеллекты нащупывают друг друга и друг к другу примеряются…
И случится ли то, о чем они обе, Соледад и Маша, подумали, едва увидев Георгия?
Соледад не смогла бы передать их общую мысль словами, во всяком случае, – своими словами. Но она уже пела это – и в натренированной памяти зазвучали стихи.
Она встала и быстро подошла к роялю.
Маша уловила ее мысль, но возражать было не время. Она тоже поднялась. Но Соледад хотела аккомпанировать себе сама – тем более что музыка, которую она считала ворованной, Маше не нравилась.
Сев к роялю, Соледад заиграла вступление – чистейшей воды импровизацию, но импровизацию удачную. А потом запела:
Вновь оснеженные колонны,
Елагин мост и два огня,
И голос женщины влюбленный.
И хруст песка и храп коня.
Да, есть печальная услада
В том, что любовь пройдет, как снег.
О, разве, разве клясться надо
В старинной верности навек?
Это был вопрос, обращенный к Георгию, печальный вопрос, на который не требовалось ответа, – и так ясно, что в жизни Соледад был человек, нарушивший клятву.
Простенькая мелодия зазвучала именно так, как следовало, – ведь и драма была проста, вечная драма любящей женщины, изумленной и опечаленной предательством. Инстинктивно Соледад нашла верное решение – мелодия пышная, набросанная и разукрашенная талантливой рукой, для концертного исполнения, тут совершенно не годилась. Она бы только помешала.
Наконец и Маша это поняла.
Она смотрела на подругу, прекрасно зная, когда перевести взгляд на Георгия. А подруга пела в четверть голоса, как и положено в полумраке, без огня, для тех, кто понимает:
Ты чтишь обряд: легко заправить
Медвежью полость на лету,
И, тонкий стан обняв, лукавить
И мчаться в снег и темноту,
И помнить узкие ботинки,
Влюбляясь в хладные меха…