Она дернулась, словно я ее ударил.
Хотя почему “словно”? Я ее и ударил, пусть не руками. Слова могут бить даже больнее.
– Вы подонок, – тихо произносит она.
– И горжусь этим, – добиваю я.
Несколько мгновений она сверлит меня злым взглядом. Вижу, что она хочет встать и уйти. Ну же, беги, крошка Ло! Можешь дать мне перед этим пощечину, а потом громко хлопнуть дверью. Можешь даже разбить одну из напольных ваз, что стоят по обе руки от тебя возле дивана, но ты почему-то продолжаешь сидеть.
– Если бы не мое дело, – шипит она. – Я бы никогда сюда не пришла. Так что будьте добры, выслушайте меня до конца.
Скрещиваю на груди руки и ловлю себя на мысли, что желаю отвести взгляд прочь. Или самому сбежать куда подальше, потому что ненависть, исходящая от нее, физически ощутима. И больше всего на свете мне бы хотелось извиниться перед ней, сказать правду, что сожалею, что не знаю, как исправить произошедшее между нами, а потом провести рукой по ее волосам, дотронуться пальцем до губ. Они сегодня не накрашены и меня это заводит.
Вот какого черта я сейчас думаю именно о ее губах? О вожделении к ней, о запахе духов, от которых стараюсь абстрагироваться. Потому что этот аромат щекочет нос, а я заставляю себя дышать как можно реже.
– В газетах не писали об этом, но вы прекрасно знаете, как расползаются слухи в высшем обществе, – начинает она. Ее скулы напряжены, а на лице нет даже намека на былую улыбку. – Нам стало известно, что не так давно вы арестовали некую Викторию Райт из делегации Арсамаза…
Настал мой черед дернуться от ее слов. Не смог сдержать реакцию. Потому что теперь уже ее слова, если не пощечины, то ковыряние палкой в болезненной язве. Арест бывшей судьи не мое решение, а одно из требований неизвестных похитителей Лизы. И теперь я пляшу под их дудку, пытаюсь что-то делать, дергаюсь, как марионетка на нитках, но вынужден выполнять и тут же стараюсь нивелировать последствия этих поступков.
Затягиваю сроки подписания договора, извиняюсь перед делегатами и при этом содержу заключенную фактически в царских условиях. Потому что я знаю, чего хотят люди, похитившие Лизу – войны. А я стараюсь ее предотвратить, только инструментов для этого у меня все меньше и меньше.
Я хреновый политик, потому что по головам ходить научился, а вот по трупам нет. Тем более по женским и детским.
То, что похитители не шутят, я понял фактически сразу, когда уже в следующем письме получил прядь волос Лизабет. Не подчинюсь, и в следующий раз в конверте обнаружу пальцы, или что-нибудь похуже…
– И какое вам дело до Виктории Райт?