Ведь и то сказать: отец мой с Гродненщины, мать с Минщины, все отсюда, все, к кому можно дотянуться хилой рукой растерянного и безразличного современного манкурта. Прошлое — как тёмная дыра в белом, ярко освещённом непрозрачном ящике, который как-то выставили в минской галерее современного искусства: ящик с неизвестным содержимым. И как-то нет желания засовывать туда руку, чтобы на ощупь определить, что же там внутри. Может, там гладкая женская кожа, которую так приятно погладить одинокому человеку. А может, грязная вонючая слизь и острые крысиные зубы. Может, мерзость, а может, бриллианты. Другое дело, если кто-то заслуживающий доверия скажет тебе, что за стихия там сокрыта. Скажет, что ты можешь засунуть руку в прошлое без опасений. Если там и грязь — то тёплая. Уютная, мягкая, своя. Что ни говори, совсем другое дело — знать, что внутри ящика.
И всё равно как-то неловко…
И вот я получил из рук Мастера не только бумажку на свои туфли, но и приглашение посетить Шляхетский клуб. И уже на следующей неделе, в отремонтированной и начищенной до блеска обуви, с любопытством и страхом, что безуспешно боролись в моей душе, я встретился с людьми, которые на многое открыли мне глаза. На то, кто я есть и что мне на самом деле принадлежит в этой стране.
По всему выходило, что я принадлежал к Шляхте. К гордой и могучей Шляхте, что некогда руководила этим краем и довела его сначала до полнейшего расцвета, а после до не менее полного упадка. И вот теперь мы, Шляхтичи Новой Эры, Аристократы Возрождения, потомки достойных и храбрых мужей, собирались в разных не очень дорогих кафе и, разливая по чаркам свою голубую кровь, учились читать собственные родословные. Мы выращивали генеалогические деревья и называли друг друга спадарами, подскарбиями и воеводами. Мы рисовали свои владения и чертили границы, мы считали, сколько у кого леса, душ и замков. Мы ссорились и хватались за воображаемые сабли. Мы мирились, целовались и склонялись в поклонах, чтобы снова засесть за возвращение забранного у нас края и украденного у нас мира, в котором только мы были настоящие, а все остальные — призраки, выдуманные ради нашей игры. Мы засовывали руки в прошлое с гордостью, как дети во влажную глину.
Очень скоро я запутался во всех этих густых генеалогических кронах, в которых скрывались давно засохшие ветки и попорченные червями плоды, но игра приносила мне удовольствие. Особенно после того, как я убедился, что Замок и прилегающие территории принадлежали моим далеким Предкам по отцовской линии. Это было важно, так как давало привилегию перед остальными претендентами из числа участников клуба. Я сидел перед бокалом пива, в котором плавали, отсвечивая бирюзой, капли нашей благородной крови, среди мужчин, большинство которых, если верить старым метрикам, доводились мне хоть и дальними, но родственниками, и чувствовал, что врастаю в эту страну подошвами отремонтированных китайских туфель и мне больше никогда из неё не вырваться. А между тем, очень скоро выяснилось, что у меня есть серьёзный соперник, готовый пойти на меня войной. Тот самый Мастер, который когда-то прибил на мои туфли новые беларусские набойки.