Родители Виктора встретили ее без особой доброжелательности.
— Простите меня, ради Бога, — говорила она, — но Виктор, наверное, рассказывал вам обо мне. Он любил меня, слишком любил, чтобы я могла в этом сомневаться. Я знаю это и прошу вас простить меня, если горе ваше слишком тяжело, но мне кажется, я могла бы...
Она переводила взгляд с лица его матери на лицо отца и не находила ни малейшего сходства. Он был чужим в этой семье, чужим абсолютно, и не только внешне, — недаром он никогда о родителях не рассказывал и все расспросы безжалостно пресекал.
— Виктор всегда был странным ребенком, — сказала его мать, поджимая губы. — Анри тоже замечал это.
Анри, старший брат Виктора, о котором он тоже не любил упоминать, жил где–то на Западе, делал деньги и был, очевидно, любимцем семьи, что редко бывает со старшими братьями — только с наиболее положительными.
— И выбор у него тоже странный, — продолжала мать, критически оглядывая Элизабет. — Я могла надеяться, что вы хотя бы известите звонком или телеграммой о своем приезде.
— Я слишком спешила, — ответила Элизабет, а про себя окончательно уверилась в том, что ее здесь не примут, не любят и считают виновницей происшедшего. Родительская ревность? Но и сам Виктор, кажется, был в своей семье отчасти чужим, лишним человеком, почти парией...
— Виктор находится в больнице, — сухо сказала мать. Отец безмолвствовал. — Думаю, ему лучше не волноваться.
— Но... я слышала, он никого не узнает, — может быть, узнает меня?
— Узнает, возможно; и что же дальше? Вы все равно не останетесь с ним, а лишнее волнение может только повредить мальчику.
Ах, так вот оно что! Здесь его по-прежнему считали мальчиком, и это, несомненно, было одной из причин его бесправных ссор с родителями — эти ссоры были единственным, о чем он упоминал, говоря о доме!
— Я все–таки надеюсь, что имею право увидеть его. Он сам вам скажет... — Она осеклась. Может ли он что–то сказать? — Он сам скажет вам, — твердо продолжала она, — что ничего плохого из этой встречи выйти не может.
— Жюль, — сказала мать Виктора, обращаясь к мужу. — Объясни, как доехать до больницы.
И она величественно удалилась. Ни чаю с дороги, ни тем более обеда никто не предложил. Муж, правда, был чуть благосклоннее жены — на мужчин Элизабет всегда производила более благоприятное впечатление.
— Простите, — сказал отец Виктора. — Мы приняли вас неласково, но уж что поделаешь. Она слишком потрясена болезнью бедного мальчика и считает вас виновницей, потому что Виктор говорил только о вас и был мрачен.
— Что же он говорил? Ради Бога, ведь это очень важно!