— Я сразу понял, что там кто-то есть, — доверительно ответил Барковский. — Но… решил ребятам не говорить. Мало ли кто там и зачем. А потом оказалось, что это Анастасия Николаевна.
— Да почему ты так в этом уверен?
— Понимаете, чтобы из раздевалки выйти, нужно через спортзал пройти, — объяснял Барковский. — Мы уже в строю стояли, урок начался, и тут она выходит… Вся в пыли…
Миша глянул на капитана и взмолился:
— Игорь Андреевич, вы только не говорите никому! Не хочется унижать ее… Тем более что, кроме меня, никто, кажется, не догадывался.
Пожалуй, впервые с начала этого расследования Крюков так твердо знал, что ему лгут. Ведь он читал дневник Истоминой, он слышал рассказ Инги, где эта история излагалась совсем по-другому. И у него не было оснований не верить этим двум свидетельствам. Да, Барковский лгал, в этом не было сомнений. А это означало, что он больше не мог полагаться на помощь этого школьника в расследовании. Скорее нужно было проводить расследование относительно самого мальчика Миши.
Разумеется, ничто из этих размышлений не отразилось на лице капитана. Он задумчиво произнес:
— Ладно… И часто она там бывала?
Барковский пожал плечами:
— Не знаю…
— А кто знает?
— Может, Баграмов?
— Скорее всего, — кивнул капитан. Повернулся и направился прочь.
Школьники, продолжая убирать могилу, поглядывали за тем, как разговаривают Крюков и Барковский. И вдруг над плечом Шориной поднялась измазанная землей скрюченная рука, и «потусторонний» голос Худякова зловеще произнес:
— Шо-о-орина! Ты виновата в моей ги-и-ибели!
Такой реакции Иры на шутку никто не ожидал: она развернулась и принялась лупить Худякова чем попало, изо всех сил…
…В кабинет майора Липатовой постучали, затем вошел Крюков.
— Вызывали?
— Не паясничай, — сухо ответила майор.
— Насколько я понимаю, о дружеском поцелуе не может идти и речи? — спросил капитан, закрывая за собой дверь.
Липатова положила на стол бланк.
— Садись, пиши.
Крюков сел, взял ручку.
— Начальнику отдела Следственного комитета советнику юстиции третьего класса… — диктовала Липатова.
— Третьего «Б» класса… — ерничал Крюков. — Ой, пардон, все школа проклятая лезет…
— Третьего класса Липатовой А. А… В ответ на ваше отдельное поручение по делу номер… сообщаю… А дальше пиши, что сделано и почему ты считаешь, что имел место банальный суицид, а не что-нибудь еще, подсказанное больной фантазией не самого здорового участкового.
— Так и писать?
— Так и пиши.
— Это против совести.
— Совести?! — повторила Липатова.
Села рядом с капитаном, произнесла почти ласково:
— Крюков, миленький, какой еще совести? Где она у тебя? Если бы она у тебя была, ты бы не выпендривался — хотя бы из элементарного чувства благодарности. Ты вообще помнишь, благодаря кому сохранил звание, получил перевод в полицию, на не самое плохое место?