Сидела, отрешенно глядя в окно, понимая, что шеф теперь вцепится как бульдог и просто так от нее не отстанет. Свое поведение и расквашенное состояние придется как-то объяснять, а придумывать легенды не было ни сил, ни желания.
***
Как Андрей плюхнулся на стул с трубкой в руке, так и просидел, не имея сил шевельнуться. Действительность обрушилась внезапно, вызывая противный холод в груди. Ощущения на грани паники.
Возвращаться в «семью», как настаивал Анькин дядька, Андрей не собирался. Об этом не могло быть и речи, довольно, у каждого есть предел, свой он вычерпал до дна. До полного опустошения, до суха! У него к Анне ничего не осталось кроме брезгливой жалости, а после сегодняшнего и эта жалость куда-то испарилась.
Предстоящая война с авторитетным дядькой была неприятна, но это издержки, и тут он готов был потягаться, чтобы отстоять свое. Но Маша...
Угроза оказалась настолько страшной, что перекрыла все. Сердце снова сжалось, наливаясь тяжестью, как свинцом. Поплыл страх, отвратительный, позорный, удушающий.
Чтобы выстоять и победить в тех полукриминальных разборках, ему надо было срочно возвращаться. Андрей был уверен, что Анькин дядька тянуть с расправой не станет. Но Машка останется здесь без защиты.
Получалось, единственное, что мог сделать, чтобы отвести опасность от любимой женщины, это отказаться от нее?
Любимой. Чтобы понять это и проговорить для себя вслух, достаточно было представить, что эта ублюдочная сволочь Дудинов может добраться до Машки и что-то с ней сделать. Он и раньше испытывал дикую ревность, при мысли, что к ней кто-то прикоснется, разом вскипала кровь. А теперь это был чистый страх.
И он, идиот несчастный, сам своими руками навлек на нее опасность!
По хорошему, надо было бы исчезнуть из ее жизни, затаиться на годы, уйти на дно. Но не мог Андрей теперь этого сделать. Отказаться, чтобы опять подыхать, как вытащенная на песок рыба? Проходил уже, наелся дерьма! Пусть она хоть сто раз плюет в него и не желает видеть. Не мог. Душа противилась.
Но и допустить, что ее коснутся эти разборки, не мог! И ведь понимал, что даже о том чтобы вернуть ее речь уже не идет. Хотя бы обезопасить...
Поганое ощущение, как будто короста, столько лет застилавшая глаза, наконец с кровью отпала, и открылось то уродливое, что он сотворил со своей жизнью. Знал же, что за все придется платить. Он и готов был бы платить, лишь бы вырваться, снова ощутить себя свободным человеком. Но платить теперь не только ему!
Лопалась голова, как защитить ее, как везде успеть и не разорваться?! Время, ему нужно было время, а его катастрофически не хватало.