— Так мы ж все вместе ехали!
Стенька вспомнил — и точно, Ивашка в приказе вопил, что куда-то ездил на полгода, почему и заложил женку Марфицу за пятнадцать рублей.
— Купец, стало быть, тебя сманил, а у дядьки Ивана ты поселился?
— Да они сговорились, чтобы я тут жил! Купец-то за меня кормовые деньги дядьке Ивану дал, по две деньги на день.
— А чем это ты ему так полюбился, что он за тебя кормовые деньги вносил? — Чем дальше, тем более странным казался Стеньке Нечаев приезд в Москву…
— А за жернова!
— Какие жернова?
Они уже почти подошли к шепоткинским воротам. Чтобы услышать поболее, Стенька удержал верзилу у калитки.
— А то ты не знаешь! Наши касимовские жернова всюду славятся! Как зима, так к нам за жерновами и едут! Которые купцы красную юфть возами берут, которые — сукно. Я одного видел — сита с решетами вез, и ничего больше! Разве это товар! Его и девка погрузит! А вот жернова грузить — это такое дело!
— Так ты что, жернова там у себя, в Бунькове, тесал? — Стенька окончательно перестал понимать, кто таков Нечай и за каким чертом привезен на Москву.
— Нет, в лес с охотниками хаживал. У нас леса знатные! Уйдешь, бывало, с мужиками на седмицу, идешь, идешь, конца-края нет…
— А купца Рудакова в лесу повстречал! Он на зиму в берлогу спать залег, лапу сосать, а ты его и поднял!
Нечай уставился на Стеньку в недоумении — видать, шутки в Бунькове были не в ходу.
— У него сани сломались, — несколько обиженно сообщил парень. — Бунькова не доехал, сани и не выдержали. Жернова-то весят! Он у нас новые купил, а я жернова перегружал. Он мне и говорит, чего тебе тут гнить, поехали со мной! Я и согласился.
— Так ты, выходит, беглый! — догадался Стенька.
Теперь он осознал, почему парня так старательно прячут. Детина приметный, с Ивановскую колокольню ростом будет… хотя… Кто из того замшелого Бунькова в Москву поплетется беглого искать?
— Так все ж бегут! — воскликнул Нечай.
Стенька только вздохнул.
Нечай был из тех, кого зовут — простая душа. Его и впрямь выпускать со двора было опасно.
— По-разному бегут-то, — заметил Стенька. — Ну, брат Нечай, там теперь не до меня. Коли хозяин ногу сломал, бабка с той ногой долго возиться станет.
— Так ты уходишь, что ли? — огорчился детинушка.
— Да не век же мне тут вековать! Я человек служилый.
— Эх!..
Столько скорби было в этом кратком слове, что Стеньку поневоле жалость проняла.
— Да не тоскуй ты! Обживешься — и в Кремль сходишь, и всюду!
— Да-а, всюду! Вон дядька Иван охромел — кто меня поведет? А обещали-то, обещали! И в Кремль, и в Успенский собор на царя посмотреть, и в бани, где дородные девки, и Охотный ряд показать, и боевые часы на башне, и Евангелие напрестольное в два пуда, и конные бега, и деревянную грамоту, и как на Лобном месте дьяки царев суд возвещают…