Прямо под солнцем и ливнем,
Они сами несут своих мух.
И земля, как перчатка, подходит им.
Мертвые, они жили на открытом воздухе.
Теперь – населяют открытую землю,
И так много земли, что она
Не чувствует их вторжения
[151].
(Перевод К. Голубович)
С социальной или даже политической точки зрения можно прочесть этот текст как жалобу – или даже обвинение, относящиеся к судьбе бедноты. Однако стихотворения Кабрала говорят скорее все-таки об экзистенциальном вызове, требующем от человека найти себе место в материальном мире, чем о социальной справедливости. И потому не найти себе могилы – населить «открытую землю», но которая подойдет «как перчатка», в этом случае может оказаться даже привилегией.
Поскольку почва и ландшафт, которому она принадлежит, – это дом для тел живых и мертвых, сама земля становится живой; это вместилище, несущее в своей утробе тела:
Гладкая, как живот
Беременной собаки,
Река раздувается,
Ни разу не разорвавшись.
Роды реки – как роды собаки,
Текучие и безвольные.
Никогда не видел, чтобы она бурлила
(как хлеб, что бурлит,
поднимаясь).
В молчании несет река свою раздутую бедность,
Беременна черной землей.
В черных земляных плащах,
в черных земляных сапогах и перчатках
для ног и для рук,
(Перевод К. Голубович)
Если растения произрастают в метаболической связи с землей, то слова и тексты – это минералы, неорганическая материя, взятая из глубинных структур, которые сводят в пространстве различные элементы: «Неорганическое это / линия горизонта / наши имена, вещи / сделанные из слов. / Неорганическое, наконец, это / любая книга: / потому что неорганическое это написанное / слово, холодная природа / написанного слова»[153]. Такая сухость, что дает почву словам и текстам для затеянной Кабралом игры, представляет, однако, угрозу для органической жизни, если в конце концов оборачивается пустыней. Тогда она угрожает жизни подобно тому, как неподконтрольное движение несет в себе угрозу в строках Целана:
(Дерево очищает
землю, капля за каплей;
вся земля,
как капля, падает, плод!
Тогда как в порядке
другого уровня сада
внимание очищает
зрелое слово.)
Чтоб культивировать пустыню
как сад – но наоборот:
тогда больше ничего
не очищается; все испаряется;
на месте, где было яблоко,
оставлен голод.
На месте, где было слово
(содержавшее жеребцов и быков),
оставлена суровая форма
(Перевод К. Голубович)
Для Целана желание поэтической игры рождает прежде всего полнота. Для Кабрала, напротив, самое важное измерение – пустота, пустота без слов, пустыня, что оставляет жизнь алчущей и жаждущей. Однако пустота – это еще и форма, требовательная, суровая и потому продуктивная, и в этом смысле она вовсе не ничто.