– Некоторых вещей тебе не избежать, – сказало Отражение, плавая рядом со мной в утробе исполинского светила. – Даже целые миры обречены на определенный конец. Так что хватит ныть! Возьми себя в руки и прими происходящее как есть! Так или иначе, тебя ждет либо пустота, либо пламя – и тебе никуда от этого не деться! Но если будешь болтаться, наматывая сопли на палец, тебе не удастся даже выбрать исход себе по вкусу!
– И если я не выберу, исход меня в любом случае не устроит, так?
– Наконец-то, – хлопнул в ладоши двойник, – сообразил! Ты достиг точки невозврата, у тебя, как и у той планеты, теперь только два выхода – вырваться и раствориться в пустоте или достигнуть центра и сгореть, третьего не дано! Так что – думай сам!
Отражение растаяло в белой субстанции, оставив рядом со мной лишь несколько цветных разводов, а затем и меня, наконец, настигла невероятная температура, в одно мгновение расщепив моё тело на мельчайшие частицы.
Я открываю глаза и снова впускаю внутрь безжизненную пустошь. Уже который день подряд впереди маячат нагромождения грязно-серых скал и валунов, среди которых нет воды и почти нет растительности. Свинцовое небо точно саван укрывает мёртвую землю, лишает её солнца, крадёт тени и превращает в блеклую, выцветшую пустыню.
Каждое утро я словно воочию вижу собственную душу.
«Я должен был остаться с ней». Эта фраза – словно мантра. Я почти перестал понимать её смысл, но продолжаю повторять про себя, как дурачок какой-то. Ведь совершенно ясно, что для сожалений слишком поздно.
Иногда посреди ночи я просыпаюсь от чувства, будто между рёбер у меня засел длинный ржавый гвоздь. Дышать в такие мгновения совершенно невозможно, шевелиться – тоже, я словно приколочен намертво. Распят. Лишённый воздуха, я воображаю, как погибла Лина. Будто наяву вижу, как она торопливо одевается, рывком застёгивает ремень, хватает кинжал… И вдруг прямо перед ней возникает очаг взрыва. Стены и пол обращаются в щепку раньше, чем успевают загореться. Обжигающая ударная волна бьёт по красивому лицу, одежде, лёгкое девичье тело подбрасывает в воздух, жар в считанные мгновения становится запредельным, поэтому она начинает сгорать прямо в полёте. Кинжал вырывается из растворяющейся в пекле тонкой руки и улетает прочь…
В этот момент боль обычно начинает отступать. Я вздыхаю ей вслед.
«Я должен был остаться с ней».
Да, должен был. Чтобы ни секунды без неё не дышать.
И, несмотря на это, день за днём я встаю и иду. Без малейшей причины, по инерции, просто потому что так надо. Иногда даже начинает казаться, что так можно жить. А потом пелена бесчувствия спадает, и я понимаю, что у меня совершенно не осталось сил. Просыпаться. Идти. Открывать рот и что-то говорить. Что всё, чего мне хочется – упасть и не шевелиться, не думать, не существовать. Что я отчаянно нуждаюсь в помощи, но где же, чёрт побери, её взять? Какое лекарство в силах залатать эту гигантскую дыру, что Бездной зияет во мне? Я хватаюсь за соломинки, а они рвутся все до единой, и я тону, тону в глубочайшем омуте без надежды, без малейшего просвета, задыхаюсь в собственной беспомощности и бессилии, бьюсь в агонии… не переставая куда-то идти. Словно ноги способны вынести меня из этого «хуже смерти», а руки однажды смогут разорвать хватку удушья, в котором погибают остатки моего «я».