Кир затравленно смотрел на птиц, и на его лбу крупными буквами было написано нежелание разделять их трапезу. Не упомяни я об этой перспективе утром, беспокойство по этому поводу у него вряд ли бы возникло.
Пройдя долину насквозь, мы снова попали в ущелье, змеёй извивающееся меж скалистых хребтов. Временами идти становилось очень трудно – сошедшие оползни изрядно портили дорогу, и приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы невзначай их не переломать.
Всё было спокойно, мы больше не слышали воя, сопровождавшего нас на границе с болотом, лишь лёгкие посвисты ветра о тёмные вершины да шуршание камешков под ногами.
Однако сразу после обеденного привала, свернув в очередной раз на запад, мы наткнулись на него.
Тело лежало лицом вниз в луже собственной крови, такой же красной, как у людей, и не двигалось.
Отряд молчаливо обступил труп.
– Вот и первые исконные хозяева этих мест, – сказала Литесса, ткнув мертвеца сапогом. – Это могот.
– Главное, чтобы он тут был один, – буркнул Кир, исподлобья оглядывая окрестности.
Рэн, поднявшийся чуть выше по склону, указал пальцем на выступ, венчающий собой вершину хребта:
– Он стоял вон там. И упал.
– Надо же, какой подарок, – усмехнулся Кир. – Могот-самоубийца.
– Это вряд ли, – сказал пуэри, подойдя ближе, и перевернул тело.
Гном и разведчик брезгливо поморщились.
Одежда отродья была сшита из кожи криво, неумело, она едва прикрывала жилистый торс и крепкие безволосые ноги. Обувь отсутствовала начисто.
До сей поры мне ни разу не доводилось видеть моготов – в Либрии их показывали лишь в немногочисленных цирках уродов, в книгах же их описаний приводилось мало, но все они отличались друг от друга как небо и земля.
В действительности он выглядел так: ростом чуть меньше среднего человека, грубая кожа на лице сморщена, обветрена, с пепельным оттенком. Кончик носа задран, делая лицо похожим на рыло. Редкие волосы беспорядочно рассыпаны по гладкому черепу, уши искривлены и заострены сверху и снизу. В приоткрытом безгубом рту виднелось два ряда острых зубов, которые напоминали зубцы ножовки. Белых и удивительно ровных, кстати. На лбу – огромная рана, ставшая смертельной.
– Вот что его столкнуло, – Рэн указал на торчащую из плеча отродья сломанную стрелу с красным оперением. – Стрела сдёрнула его с обрыва, но умер он от удара головой о камень. Успел перед смертью закрыть глаза.
– Совсем недавно, – сказал Арджин, присев на корточки. – Труп ещё не окоченел, кровь едва свернулась.
– Это значит, что стрелок сейчас где-то неподалеку, – сказал я, чем заставил всех озираться. – Сомневаюсь, что он всё ещё здесь и сомневаюсь, что он станет стрелять в нас.