Это высказывание Пушкина, процитированные Далем, относится к первой книге начинающего писателя, которая вышла в 1832 г. в типографии А.А. Плюшара под заглавием: “Русские сказки, из придания народного изустного, на грамоту гражданскую переложенные, к быту житейскому приноровленные и поговорки ходячими разукрашенные Казаком Владимиром Луганским. Пяток первый”. Каждая из сказок посвящалась близким людям В.И. Даля: первая - сестрам Паулине и Александре, вторая - другу по Николаеву, астроному А.Х. Кнорре, третья - юным дерптским приятельницам Катеньке Мойер и Машеньке Зонтаг, внучатым племянницам В.А. Жуковского, четвертая - поэту Н.М. Языкову и всем товарищам из профессорского института при Дерптском университете, пятая - однокашникам по Морскому кадетскому корпусу П.М. Новосильскому и Н.И. Синицину.
Однако сказки В.И. Даля встретили одобрение не у всех. В дневнике литератора и цензора А.В. Никитенко 26 сентября 1832 г. появилась запись: “Новое гонение на литературу, нашли в сказках Луганского какой-то страшный умысел против верховной власти и т.д.” [339, с. 59]. Сам Никитенко считал, что это “не иное что, как иная русская болтовня о том, о сем” и что “достоинство их в народности рассказа”, однако “люди, близкие ко двору, видят тут какой- то политический умысел” [Там же]. А 7 октября управляющий III Отделением императорской канцелярии А.Н. Мордвинов писал шефу корпуса жандармов и начальнику III Отделения А.Х. Бенкендорфу: “Наделала у нас шуму книжка, пропущенная цензурою, напечатанная и поступившая в продажу. Заглавие ее: Русские сказки казака Луганского. Книжка напечатана самым простым слогом, вполне приспособленным для низших классов, для купцов, солдат и прислуги. В ней содержатся насмешки над правительством, жалобы на горестное положение солдат и пр. Я принял смелость поднести ее Его Величеству, который приказал арестовать сочинителя и взять его бумаги для расследования” [358, с. 412].
Арест был недолгим. Сам Даль написал в автобиографии, что он напечатал сказки, “за кои взят жандармом и посажен в III отделение, откуда выпущен без вреда того же дня вечером” [237, с. 40]. В другом месте он добавил, что Мордвинов объявил ему, ссылаясь на царскую волю, что “случай этот не будет иметь никаких вредных последствий и влияния на будущность” [158, с. 183]. О причинах столь быстрого снятия с Даля подозрения в неблагомыслии биографы пишут по-разному, но сходятся в том, что главную роль здесь сыграло ходатайство влиятельных друзей. Но на В.И. Даля, обладающего обостренным чувством собственного достоинства, этот инцидент произвел немалое впечатление, которое не забывалось с годами.