— Блинчиков покушай на дорожку, — томно проворковала Лада с лежанки, переворачиваясь на живот и покачивая согнутыми в коленях ногами.
— Да какое там, мне бежать надо!
Лада, вмиг стряхнув с себя утреннюю постельно-тёплую ленцу, поднялась и собрала оставшиеся блины в корзинку:
— Возьми с собой.
— Ты моя сладкая ягодка... Люблю тебя. — И Олянка напоследок крепко впилась в протянутые губки поцелуем, залпом выпивая недополученную утреннюю нежность, ощутила ладонями тепло Ладушкиного тела под сорочкой. — Всё, я побежала!
Она успела как раз к отплытию ладьи. Та ещё стояла у причала, кошки запрыгивали на борт.
— Погодите, я только оденусь! — крикнула Олянка.
— Здесь оденешься, я захватила твоё! — отозвалась Брана уже с судна, поднимая над головой сапог Олянки. — Живее, отплываем!
Некогда было относить корзинку с блинами в береговой промысловый домик, так с ней Олянка и заскочила в ладью. Брана понимающе изогнула бровь:
— Что, под бочком у миленькой ночевала?
Олянка смущённо промолчала. Завязав «приличную» одёжу в узелок, она облачилась в рабочее, всунула ноги в сапожищи, подняла наголовье плаща, натянула перчатки. Брана бросила ей острогу, и Олянка ловко поймала её за древко. Она была готова к новому рабочему дню.
Пока они гнались за китом, блины из корзинки как-то незаметно разошлись.
Олянка с трудом выкраивала короткие часы на свидания с Ладой. Не было времени подолгу нежиться в постели, а так хотелось никуда не спешить, никуда не бежать от любимой, полноценно наслаждаясь ею... Каждый миг был драгоценен. Всякий раз к их встрече Лада готовилась основательно, и Олянку всегда ждало пиршество. Помня то ночное блинное обжорство, Олянка взяла за правило: сперва Лада, потом еда. Как бы ни была она голодна, Лада стояла на первом месте как самое нужное, самое дорогое сокровище, ягодка, лапушка, пташка, солнышко. Подснежник звонкий, ручеёк лесной, её горлинка, её единственная, её счастье, её жизнь. Олянка по-прежнему была осторожна и берегла невинность Лады, не проникая ласками внутрь: время ещё не настало. Не сейчас. Когда? «Осенью. Это будет осенью», — чувствовала она, лаская горячим ртом и сама содрогаясь мощными сладкими волнами от одного лишь звука Ладушкиных вздохов.
Так продолжалось до середины последнего летнего месяца. Промысел завершался в первые дни осени, так что работать Олянке оставалось не более двадцати дней. Ей удавалось скрывать от Лады, где она трудится, но однажды, вернувшись на берег с добычей, она услышала:
— Эй, Олянка! Тебя хозяйка вызывает.
Она нахмурилась встревоженно. Неужто Капуста была недовольна её работой? Ещё не хватало... Пришла беда, откуда не ждали!