– Посмотри, где я живу! Что может быть хуже? Меня все задолбало! – ругался рыжий. – Ты лучше скажи, где раздобудем пушки?
– У Огнестрела.
– Ты спятил?! – выпучился Роберт.
– Кто такой Огнестрел? – не понимал Рудольф.
– Дэсмонд – вояка, – ответил Эрик.
– Тот псих?! – поддержал Роберта Рудольф, до которого тоже дошли слухи об Огнестреле-Дэсмонде.
Дэсмонд был младше Эрика на два года, и тогда ему только исполнилось двенадцать, а он уже приобрел славу неуравновешенного безумца. Его ненавидели и боялись наравне с Эриком, если не больше. В списке его бунтарских проделок были многократные кражи, поджоги, избиения и даже осквернение могилы. Драки для него были воздухом, в них он воспитывал свою ярость. Круглая сирота, его усыновляли трижды, прежде чем он нашел свою семью. Наивные соцработники думали, что выбирали семью для него, на самом же деле Дэсмонд выбирал ее сам.
Сначала он попал в семью учителей средней школы. Казалось бы, что может быть лучше? В такой интеллектуальной среде из мальчика, наконец, воспитают образцового и примерного гражданина высоких моральных принципов. Родители привьют ему интерес к наукам, он закончит колледж, и возможно, даже поступит в институт. Но возвышенным мечтам простосердечных соцработников не суждено было сбыться. И в том также нет вины милой зрелой пары, решивших взять на попечение бунтаря. Они были по-настоящему терпеливы и добры, пытаясь справиться с подростковой яростью приемыша. Да и соцработники искренне желали Дэсмонду только лучшего. Вот только сам мальчик не желал расти в этой приторно-слащавой среде, где мать, укладывая спать, гладит его по голове, а отец водит на бейсбол. Ну, уж нет! Избавьте! Через три долгих месяца, в течение которых Дэсмонд изводил бедную пару всеми известными ему способами, родители сдались, и Дэсмонд вернулся в привычный для него интернат.
Потом была семья бухгалтера и домохозяйки, которая читала молитвы перед каждым приемом пищи. Сломить их было проще простого. Религия не переносит богохульства и избавляется от него, не прикасаясь, точно от чумы. Пара нелестных фраз в адрес Иисуса, и Дэсмонд снова в интернате.
В приемном холле интерната молодая девушка из соцзащиты объясняла новым приемным родителям Дэсмонда, в каких графах расписаться. На этот раз – слесарь и швея с огромным послужным списком и четырьмя приемышами, которые, как и Дэсмонд, трудно поддавались воспитанию поначалу, а теперь занимают призовые места в школьных олимпиадах, и готовятся к экзаменам в училища. Дэсмонд сидел, задрав одну ногу на стол. Он не понимал, что его больше раздражало в этой парочке: красные сосуды на пожелтевших от пьянства глазах его без-пяти-минут отца или след от помады на желтых зубах его будущей мамаши. Барбара из соцзащиты казалось и не замечает стоявший вокруг запах перегара от этих двух благодетелей. Наверное, Дэсмонд так достал ее, что она готова была сплавить его куда угодно. Пусть даже на ферму алкоголиков, которые набирали детей определенно не из любви, а в качестве бесплатной рабочей силы.