— Ладно оправдываться, — махнул рукой Скаржинский. — А знать это надобно каждому. Подпоручик в отставке Кондрат Рылеев был главою и руководителем тайного общества декабристов, которое хотело освободить крестьян от крепостной неволи, свергнуть царя, дать всем свободу и установить в России республиканское правление. Наш государь император подавил их восстание 25 декабря 1825 г. Огромное количество офицеров и солдат сослал в Сибирь на каторгу, а пятерых главных руководителей восстания, в том числе и Рылеева, повесил. Чтобы забыли казненных, приказал их тела тайно зарыть на пустынном острове, в яме с гашеной известью, и так завалить и заровнять яму, чтобы от их могилы и следа не осталось. Имя Рылеева и имена его других товарищей до сих пор под запретом. Только одно упоминание о нем наш государь считал преступлением.
— Коли такие строгости, значит, боялся, — сказал исправник.
— Совершенно верно, боялся государь император.
— Как не бояться: за волю крепостной живота своего не пожалеет. Я-то сам из крестьян, хорошо это понимаю. А в России крестьян огромная сила. Ты только расшевели наших крестьян, — задумчиво произнес Василий Макарович.
— То-то и оно. Пугачевщина начнется… Поэтому государь император ни разу о Рылееве, как повесил его 26 июля 1826 года, так и не вспоминал. А тут на него как бы просветление нашло. Понял, что самых лучших, самых честных людей он погубил, а себя окружил казнокрадами и холуями. Не на кого в трудный момент опереться. А война-то на носу. Ни Суворова, ни Кутузова уже в живых нет, как нет и способных генералов. Кругом одни бездарные карьеристы, ничтожества…
— Вот видите, ваше благородие, а вы на меня напали-с. Что я, дескать, такой да сякой. Не могу с нашим одесским вертепом управиться. Даже царь у нас ничего не в силах сделать с этой наглой сволотой.
— Все же ты — исправник, старайся порядок наладить.
— Это я, конечно, буду стараться. Но вот трудная у нас война будет, Виктор Петрович.
— Да, наверное, не миновать нам войны. А вдруг поражение потерпим…
— Ну, нет. Тут вы не то говорите, ваше благородие.
— Почему же, Макарыч, не то?
— Уж больно солдат наш упертый. Не даст он себя победить, и Россия-то уж очень велика. Подавятся ею супостаты. И есть у нас еще из начальства люди суворовской выучки.
— Может быть, ты и прав? А на какое же ты начальство намекаешь?
— Морское у нас начальство справное имеется.
— Думаешь, князь Меньшиков, командующий флотом?
— Не тот, но есть.
— Ох и хитер ты, исправник. И совсем не прост. Однако согласен. Ежели война начнется, то будет трудная.