Пьер завел новых гончих собак и частенько выезжал с ними травить зайцев, которых много развелось в полях. По вечерам Пьер приходил в покои матери и до полуночи раскладывал с ней пасьянсы. И, наверное, ничто больше не тревожило бы сердец старших Скаржинских, если бы к Пьеру не нагрянул из Петербурга его закадычный друг — однополчанин поручик Роман Сидорович Проханов.
Он прикатил в Трикраты на лихой тройке в обществе двух ярко разодетых актрис, которые на той же разудалой тройке после разговора с Виктором Петровичем покинули усадьбу, а Проханов остался на правах гостя и друга Пьера.
На половине дома, где обитал младший Скаржинский, сразу же стало шумно. Из ближайшего городка Вознесенска в усадьбу зачастили тройки: то с ящиками вина, то с офицерами местного гарнизона, то с веселыми девицами.
Начались карточные игры, разудалые кутежи. Пьер, соблюдая данное отцу слово, принимал в них пассивное участие, объяснял родителям, что участвует в этих кутежах, лишь выполняя долг хозяина перед гостями… И он не лгал. Всеми увеселениями руководил его неуемный приятель. На первый взгляд, Проханов казался Скаржинский вежливым, воспитанным офицером.
Но это была лишь личина, скрывавшая его грубую, распущенную натуру. При первой же возможности этот рослый чернокудрый офицер в расшитом серебром гусарском мундире сбросил с себя личину скромника, и тут открылось его истинное обличье — циничного распутника и пьяницы. В Трикратах ему было трудно устраивать кутежи и азартные игры. Тут невозможно было достать вина и не было партнеров-картежников. Проханов начал волокитничать. Он не оставил без назойливого внимания ни одной смазливой сельской девушки. Приставал к ним с объятиями и поцелуями. А если получал отпор, то не смущался и на нелестные выражения в свой адрес отвечал смехом. Девушки жаловались На- талье Александровне, и та, в свою очередь, деликатно просила сына:
— Пьер, поговори с Прохановым, чтобы он перестал обижать наших девушек своими бесцеремонными ухаживаниями.
Пьер, молча, соглашаясь с матерью, кивал головой. Он хотя и не одобрял в душе поведение приятеля, но в то же время считал его поступки проявлением своеобразной гусарской лихости. Поэтому Пьер даже боялся намекнуть тому, что не одобряет его поведения, ведь Проханов был чуть ли не его идеалом.
Виктор Петрович оценивал приятеля Пьера по-другому. Он сразу понял, что этот гусарский офицер дурно влияет на сына, и когда ему рассказали, как Кондрат дернул за ворот Проханова, когда тот вздумал поцеловать Богдану, стал на сторону своего воспитанника. «Молодец, что проучил обидчика», — подумал он и сделал вид, что ничего не знает о поступке Кондрата. Лишь, как бы невзначай, спросил сына: