— Тогда подождите.
Наталья Александровна вышла в контору и через минуту опять появилась. Она протянула пятидесятирублевую ассигнацию. Отец Богданы взял деньги, долго рассматривал их, а затем вернул обратно.
— Мне надо настоящие, — твердо заявил он. — Настоящие.
И как Наталья Александровна ни билась, объясняя, что такая ассигнация даже дороже, чем эта сумма серебром, он непоколебимо стоял на своем:
— Мне треба настоящие…
И пришлось Наталье Александровне снова пойти за деньгами, вынести увесистый ридикюль и отсчитать недоверчивому родителю «добавку» в серебряных рублях.
Довольные родители Богданы, звеня серебром, покинули усадьбу, а в ушах Натальи Александровны еще долго звучал их жадный, хриплый голос: «Нам гроши треба…»
Однако не все в Трикратах осуждали Богдану. Нашлись у нее и защитники, осудившие тех, кто под покровом ночи измарал ворота ее дома. Кто это сделал, в поселке не было тайной. Тут все знали, что подобными ночными проделками занимался кучер Яшка, или Яков Яковлевич, как он сам себя величал.
Яшка был неплохой кучер. Лошади и экипажи у него находились в отличном состоянии. Он отличался аккуратностью и трудолюбием. За эти качества Виктор Петрович ценил своего кучера. Но, пользуясь доверием и расположением хозяина, Яшка скоро заважничал, в нем развилось тщеславие, как можно прочнее втереться в доверие добряка барина, он стал ему наушничать, порой не брезговал прямой клеветой на других работников усадьбы, стараясь опорочить их в господских глазах. Этими средствами кучер пользовался, преследуя одновременно две цели: устранить возможного конкурента, набить себе цену, как особе, преданной своим господам, возвысить себя среди остальных обитателей поселка. Яшка был тщеславен в своем холуйстве, поэтому он распространял о себе слухи, как об особе, пользующейся безграничным доверием Виктора Петровича, который якобы все делал по его совету. Яшка неоднократно пытался опорочить Хурделицыных в глазах хозяев, но его попытки ни к чему не приводили.
Виктор Петрович, слушая наговоры Яшки на них, лишь смеялся и напоминал кучеру хорошую русскую поговорку, что мол, доносчику полагается «первый кнут». Не получалось у Яшки ладно и с доносами на других. Уже несколько раз барин предупреждал его, что выгонит, если тот не перестанет наушничать. Старшие Скаржинские не терпели пронырливых холуев.
Не терпели Яшку и мастеровые. Они, как только он измазал дегтем ворота, сразу признали, что это дело его рук.
— И деготь-то тот самый, чем Яшка колеса экипажа смазывает. Ведь ему-то не жалко дегтя, ведь он не его — барский, — решили в кузне.