— Зря он невесту Кондрата опаскудил, — сказал молотобоец Семен.
— Надо его, гада, проучить.
— А как проучишь? За него сам барин…
— Ну, не очень. Виктор Петрович таких не жалует. А проучить просто — морду набить и все тут. Более он не захочет такими делами заниматься, — сказал Варавий.
— Ну как это побить? Он здоровый, смотри, какая ряшка, а я хворый, — ответил Семен.
— О тебе и речи нет. Я его сам накажу, — сказал Варавий, — по-нашему, по-кузнецки.
И, бросив работу, пошел к барской усадьбе. За ним, кашляя, поплелся и Семен.
— Я тоже помогу, — сказал он. Кузнец только хмыкнул.
— Да чем ты поможешь, я сам с ним справлюсь. У меня еще силенки на это хватит.
На хозяйском дворе, возле конюшни, они увидели кучера. Варавий направился прямо к нему.
— В чем дело? — важно спросил его Яшка.
— Мне бы деготьку.
— А во что налить? Посуда есть? — спросил кучер, но, спохватившись, добавил: — Без разрешения Виктора Петровича не можем.
— А ты покажь, где он у тебя стоит. Разрешение-то есть. Где деготь-то?
— Где всегда, — Яшка показал на бочку, стоящую возле каретника.
= Идем к бочке, — грозно блеснул выцветшими глазами, Варавий. — Идем!
— Только без разрешения не могу, — почувствовал что-то неладное кучер.
Но докончить эту фразу Варавий ему не дал. Словно железными клещами, он цепко схватил Яшку за ворот и потянул к бочке. Несколько сильных затрещин окончательно лишили кучера желания сопротивляться. Он пришел в себя, когда мощная длань кузнеца окунула его лицо в деготь. Задыхаясь, фыркая, он делал нечеловеческие усилия, пытался вырваться.
— Теперь вытирайся, гад! — он протянул поданную Семеном рогожу.
Яшка, судорожно сжав рогожку, грохнулся наземь.
— Ничего, отлежится, — сказал кузнец Семену. — А мы его неплохо помыли. Может, более не будет девчат паскудить.
Несколько недель в Трикратах, смеясь, передавали, как занятный анекдот, как купал кузнец Варавий в дегте Яшку-кучера. И странное дело, смеялись над этим даже те, кто был на стороне пострадавшего. Кучер топил баню, отмывался. А поселковые остряки еще долго шутили над Яшкой. Такой оборот событий должен бы, казалось, окончательно успокоить Богдану, но самые мучительные переживания у нее были еще впереди.